Главная страница ►Книги: | Проблемы и позиции физиологииВ формировании позиций физиологии мозга в связи с пониманием психики вообще, а человеческой психики специально, значительную роль также играли физиологи-клиницисты, особенно В. М. Бехтерев и др. Несомненно, что исследования содействуют реализации принципов целостности и динамичности в общей и нервной физиологии. В этом направлении современная физиология обеспечила возможности правильной трактовки вопроса, и, может быть, дефекты самой психологии до последнего времени мешали полному использованию имеющегося здесь фактического материала. Но основное значение имели экспериментальные и теоретически» работы русской физиологической школы в трудах Павлова, Ввс денского, Орбели, Ухтомского, Быкова, Анохина и др. Полная реализация этих принципов неразрывно связана с осуществлением принципов историзма, интегральности, содержательности, которые подчиняют формальную характеристику статических механизмов динамическому содержанию целостной деятельности. Совершенно ясно вместе с тем, что наивысшего уровня достигает реализация этих принципов в онтогенетической физиологии," бесспорным создателем которой является И. П. Павлов. До опытов И. П. Павлова экспериментальная физиология устанавливала стереотипный механизм работы органа. Она была статична и анатомична. Классические исследования И. П. Павлова с исчерпывающей отчетливостью показали механизм образования, формирования и развития приобретенных в индивидуальном опыте реакций, или рефлексов головного мезга. Исследования его школы не только показали процесс развития приобретенных реакций, но и связь их индивидуальных вариаций с типом нервной системы и с типом поведения животного. Оби доказали решающую роль приобретенного опыта путем превращения врожденных реакций на основе индивидуального опыта из отрицательных в положительные. Так, прижигание кожи каленым железом или ее раздражение электрическим током, сопровождаемые подкармливанием, вызывали не только образова ние условного слюноотделительного рефлекса на прижигание или ток, но превращение всей отрицательной реакции в положительную. Принцип интегральности, или целостности, нашел в нашей физиологии головного мозга многообразное выражение. Вочпервых, оно заключалось в учении И. П. Павлова о соотношении торможения и возбуждения, о положительной и отрицательной индукции; согласно этому учению всякое местное изменение активности сопровождается положительным или отрицательным изменением активности головного мозга в целом Павловым же сформулирована мысль, приобретающая все большее и большее развитие, о системности работы мозга. Вторым источником интегрального понимания является учение Л. А. Орбели об адаптивно-трофической функции вегетативной нервной системы. Адаптивная функция вегетативной нервной системы является важнейшим фактором приспособления организма к требованиям внешних условий. Работы К. М. Быкова, главным образом учение об интероцепции, освещают нам картину внутренней динамики организма, без учета которой не может быть понят инициативный и индивидуальный характер деятельности и поведения. Наконец, нельзя не упомянуть о значении работ крупнейшего представителя школы Введенского — А. А. Ухтомского, которые особенно важны в разделе учения о доминанте и рабочем ансамбле. Принцип доминанты важен, как принцип субординации в интегративной деятельности от ее элементарных до высших кортикальных форм, в которых он соответствует учению И. П. Павлова — В. М. Бехтерева о доминирующем очаге возбуждения. Учение о рабочем ансамбле развивает также представления о динамической интеграции, меняющейся на различных этапах деятельности и при различных видах деятельности. В самом последнем периоде деятельности И. П. Павлова им был сделан важнейший шаг в формулировке особенностей нерз-ной деятельности человека, а следовательно, и его физиологии в отличие от животного. Речь идет о разграничении первой и второй сигнальной систем При этом важно не только разграничение, но и определение той решающей жизненной роли, которую приобретает вторая (речевая) сигнальная система как фактор, определяющий поведение и деятельность человека. Так, И. П. Павлов, на основе анализа ряда форм психических заболеваний, пришел к выводу, что два основных типа психоневроза— истерия и психастения — отличаются друг от друга тем, что истерический тип характеризуется деятельностью с домини рованием первой сигнальной системы, а психастенический — доминированием второй. При общем признании значения этой последней системы, наша физиология еще не разработала достаточно удовлетворительной методики ее изучения и не овладела экспериментальным опытом, к ней относящимся. То, что здесь мы имеем дело с областью теснейшего соприкосновения психологии и физиологии, является бесспорным, а поэтому здесь физиологический эксперимент может быть правильно организован и правильно проанализирован как психофизиологический. Общие задачи в отношении психологии и физиологии человека состоят в том, чтобы сформулировать особенности психической и церебральной деятельности человека, представляющие специфическое отличие его деятельности от той закономерности, которая установлена в зоофизиологии, и являющиеся следствием его несравненно более высокой организации, сформировавшейся в процессе общественно-исторического оазвития. Психическая мозговая деятельность человека представляет собою высшую форму интеграции, образующей специфически человеческие психологические категории, выраженные в системе отвлеченных понятий, опирающихся на речь как вторую сигнальную систему. В тесной связи с этим стоит исторический характер психической обусловленности поведения, в котором время и опыт отражаются не только как выработанный навык, но как ретроопек тивное обобщение опыта, установление закономерностей последовательности и причинной связи событий, как предвидение перспективы будущего. Высшая форма интеграции и исторического опыта выражается в сознании объективной действительности и субъективном самосознании человека. Интеграция объективного и субъективного выражается в сознательном отношении к своей внешней и внутренней действительности. Эта интеграция является условием индивидуально-личного поведения общественного человека. Человек является не только отвлеченно мыслящим, создающим орудия воздействия на мир, но и сознательно относящимся к действительности существом. Материальная церебральная сторона этих сложнейших и совершеннейших сторон человеческой психики, как бы далеко сейчас мы ни стояли от ее конкретного понимания, должна выясняться путем изучения человека, и здесь разработка психофизиологического эксперимента и клинической психофизиологии человека представляет очередную задачу. Психофизиологический эксперимент Сущность психофизиологического эксперимента заключается в том, что исследователь пытается ставить исследование, анализировать, понимать и объяснять его результаты, зарегистрированные объективно, не с точки зрения внешней последовательности и существования общих и местных реакций, но в единстве с психологическим содержанием реакций и их не только физиологическим, но и психологическим пониманием. Естественно, исходящая из материалистического монизма позиция отличается в этом исследовании от позиций психологии параллелизма и тождества, для которых материально-физиологическое было лишь стороной или проявлением. Особенности этих позиций мы постараемся показать на некоторых примерах из наших работ. Начнем с материалов наиболее близких современной физиологии нервной системы. Воспитывая условный (или сочетательный) двигательный рефлекс и регистрируя при звуковых или световых сигналах, подкрепляемых электрическим раздражением, движение руки, дыхательную реакцию и гальваническую реакцию (с отведением регистрирующих последнюю приборов от стопы), мы отмечаем первоначально, как известно, двигательную реакцию руки, а также дыхательную и гальваническую только при раздражении током. Эти же реакции первоначально отсутствуют при воздействии только светом или звуком, но после ряда сочетаний последние раздражители также вызывают все три упомянутые выше реакции. Это — общая и достаточно известная схема. Особый интерес имеют для нас индивидуальные варианты. Они в основном таковы: а) Двигательные реакции протекают на фоне неравномерного, иногда бурно колеблющегося дыхания, кривая гальванических показаний может быть крайне неровной и обнаруживать постоянную тенденцию отклонения или постоянные более или менее резкие колебания. б) Самое существенное для психофизиологического исследования — это речевой отчет исследуемого о ходе опыта, входящий как органическая часть в исследование и делающий его психофизиологическим. Неровная кривая дыхания и гальванограмма сопровождаются такими заявлениями исследуемого: «я беспокоюсь, я волнуюсь, я в напряженном состоянии». При этом колебания могут быть в дыхании, в гальванической реакции и в движении руки (дрожание); они могут быть и только в двух системах, и только в одной. Они характеризуют состояние исследуемых, связанное с экспериментальной ситуацией и реактивностью каждой из исследуемых систем. Но если спросить себя и исследуемого, каким образом данное состояние вызывается этой ситуацией, то оказывается, оно выражает отношение к неизвестной и ожидаемой ситуации — отношение спокойной уверенности, безразличия, напряженного ожидания, тревоги, боязливой неуверенности и т. п.. Различная степень выраженности и различный характер того или иного из перечисленных типов отношения отражаются речью и имеют известную связь с различием типов реакций и типов нервной системы. Так, бурная реакция во всех системах характеризует экспансивный тип реакции и сопровождается оценкой состояния, как волнения. Значительная дыхательная реакция вместе с тремором или без него при выраженной гальванической реакции свидетельствует о заторможенной внешней экспрессии и сопровождается определением состояния, как нервно-психического напряжения. Прочность и дифференцированность реакции, возможность добиться торможения, быстрота наступления его в различных системах различны. Состояние волнения и страха, характеризуемое бурными безусловными реакциями, оказывается неблагоприятным для образования пластического условного рефлекса. Мы также указывали на то, что существует соотношение между перечисленными особенностями реакций и пониманием опыта, т. е. связи безразличного и рефлексовозбуждающего раздражителей. Одни исследуемые констатируют связь сигналов с током, но не обнаруживают условных рефлексов ни в одной из систем, за исключением иногда дыхательной. Другие, наоборот, обнаруживают условную реакцию не только гальваническую, но и дыхательную и двигательную, а связи между воздействиями не устанавливают. В процессе развития чаще утрачивается и дифференцируется условная двигательная реакция, гальваническая ослабевает. Однако, у некоторых исследуемых обнаруживается отсутствие дифференцировки в двигательной реакции и ослабление гальванической, дыхательной и даже сосудистой реакции. Исследуемый в первом случае сообщает данные, характерною щие полное усвоение закономерности хода опыта, при полном спокойствии в отношении к нему. В вариантах второго типа обнаруживается наличие правильного отчета или отсутствие его, но ясно выражено боязливое отношение к исследованию в целом и эмоциональный оттенок отдельных реакций. Уже этот пример стандартного, весьма искусственного и аналитического, эксперимента позволяет нам сформулировать ряд положений в плане интересующих нас зависимостей. Мы видим здесь, что динамика и соотношение реакций: внешней, местной двигательной, общей внутрисоматической и психи ческой по показаниям исследуемого и по его интегральной экспрессии различны у разных исследуемых В этой динамике можно установить соотношение не только отдельных компонентов многосторонней реакции с особенностями показаний и выразительной стороны поведения исследуемого, но и связь психических процессов с комплексами реакций и убедиться, что разным психическим реакциям соответствует различная полиэффекторпая структура. Реакция при местном воздействии, имея местный двигательный защитно-адаптивный компонент, оказывается интегральной и универсальной и сопровождается изменением организма в целом. Безусловное раздражение руки током влечет за собой гальваническую реакцию, которую можно получить и с ноги, регистрируя ее кожноэлектрические показатели. Характер реакций в целом и особенность отдельных компонентов связаны с отношением исследуемого, из него вытекают и его выражают. Речь является не просто одним из эффектов, но средством образования опыта, наиболее совершенным по интеграции и дифференциации способом выражения внешнего и внутреннего (психического) опыта. В этих элементарных, по сравнению с обычной деятельностью человека, условиях выступают рельефно разные, но основные компоненты психофизиологической структуры реакции: отношение, речь, местная и общая реакция. Для освещения этих кардинальных сторон психофизиологии человека остановимся несколько детальнее на некоторых вопросах. В процессе развития индивидуального опыта необходимо, как известно, образование временной связи (И. П. Павлов) условного и безусловного раздражителей. У человека способность отдать себе и окружающим отчет в этой связи близка к тому, что называется пониманием или осознанием ее. Опыт показывает, что совпадение этих моментов обычно имеет место, но не обязательно. Иначе говоря, исследуемый може1 отдать отчет, как только обнаружилась условная двигательная реакция, а иногда и раньше этого. Раздражая током нечувствительную к нему сторону тела больного (вызывая таким образом вегетативную гальваническую реакцию) и предпосылая току оптическое раздражение, мы смогли образовать условный, или сочетательный, рефлекс на основе нечувствуемого и неосознаваемого безусловного раздражителя, а, с другой стороны, раздражая кожу не ощущаемой исследуемым человеком кисточкой и сочетая это раздражение с раздражением чувствующей части кожи, мы смогли образовать и дифференцировать рефлекс на прикосновение кисточки к нечувствующей стороне тела Это значит, что сознание и понимание связи, даже ощущение условного раздражения человеком, не обязательно для образования условной реакции. Заслуживает внимания и другой наш опыт: если исследуемого раздражать воздействием нарастающей силы, например током, от подпорогового, неосознаваемого, до максимально выносимого, то между осознанием качества ощущения, степенью раздражения и степенью реакции нет параллелизма, хотя и существуют некоторые закономерности в ходе реакции Первое, т. е. пороговое ощущение, оказывается, сопровождается гальванической реакцией более сильной, чем последующие, сопровождающие более интенсивные раздражения и нара стающее по ясности ощущение При дальнейшем росте раздражителя, с известного ею уровня, гальваническая реакция обнаруживает заметный прирост, а иногда и изменение характера, например, из однофазной она превращается в многофазную Этому приросту соответствует заявление исследуемого о том, что ощущение приобрело характер болевого, причем одни относятся, к этому спокойно, другие обнаруживают некоторый испуг и волнение. При дальнейшем росте силы раздражения кожи током на фоне спокойной или беспокойной (т. е. обнаруживающей колебания и вне воздействия) гальванограммы гальваническая реакция количественно не изменяется до того момента, когда больной заявляет, что больше он терпеть не может (порог выносливости). Здесь обнаруживается опять значительный прирост гальванической реакции, иногда с последующими бурными колебаниями ее Данные, весьма близкие нашим, представлены в последнее время Г. В. Гершуни в его ценных теоретически и практически исследованиях о субсенсорной активности и ее диапазоне. Установленная нами на больных возможность новообразования реакций при отсутствии чувствительности соответствует, по-видимому, показанной Гершуни на здоровых испытуемых возможности образования условного гальванического рефлекса на субсенсорный раздражитель. Переходя в плане сенсорики к структуре более высокого уровня, можно вспомнить о наших сравнительных исследованиях рсчкций на «предсказаннии» о раздражении или реальное раздражение. В этих работах мы показали, что это соотношение непостоянно и что реакция на «представление», вызываемая символическими воздействиями, адресующимися ко второй сигнальной системе (к слову), оказывается иногда даже более интенсивной, чем реакция, вызываемая воздействиями, адресованными к первой сигнальной системе. Этот экспериментальный материал, подтверждающий указания И. П. Павлова о значении второй сигнальной системы, вместе с тем неразрывно связан с отношением исследуемого к воздействию. Если воздействовать на исследуемого различными способами и регистрировать гальванические, т. е. вегетативные, реакции, то, отложив величины реакций на шкале как высоту, мы получим кривую — профиль гальванической реакции. Он не только индивидуально различен, но, как показывают наши исследования, можно говорить о профиле безразличного отношения, профиле дифференцированного отношения. В вышеприведенных исследованиях было показано также, что внушение исследуемому утраты чувствительности в большей или меньшей степени понижает гальваническую, т. е. непроизвольную и несознаваемую вегетативную, реакцию. Это понижение различно у разных исследуемых. Оно показывает также, что посредством второй сигнальной системы (путем речи, речевого общения и воздействия) не только переделываются реакции на первичные сигналы, но меняется вовсе отношение исследуемого. В самом деле, боязливое отношение под влиянием внушения превращается в безразлично спокойное, больше того, оно на основе внушения («вы не будете чувствовать тока») переходит в уверенность в том, что воздействия, как переживания, существовать не будет. Внушение повышенной чувствительности изменяет реакцию на раздражение в противоположном плане, т. е. речевое воздействие, как одна из существенных сторон общения, переделывая отношения, меняет психофизиологическую, телесную реакцию или меняет функциональную характеристику нервной системы и организма. Этот, сравнительно элементарный и довольно банальный в смысле обычной практики внушения, пример позволяет, используя совершенную методику объективной регистрации, анализировать влияние второй сигнальной системы. Следует только отметить еще раз хорошо известный факт неодинаковой эффективности словесного воздействия у различных лиц, который подтверждает правильность положения о различной значимости у людей той или иной сигнальной системы. Нет, конечно, надобности говорить о том, что речевое воздействие и общение не исчерпывается приведенным примером. Для иллюстрации взят некоторый стереотип воздействия, который в различной степени сказывается в различных процессах человеческого взаимодействия. Он приведен по соображению экспериментальной доступности демонстративного отражения речевого воздействия в степени реакции организма Влияние речи может быть показано не только на приведенных психо-вегетативных реакциях, но и на многих других, в частности применением не менее совершенного метода исследования субординационной хронаксии, меняющейся под влиянием речи и воздействия ее на представления. Представленные примеры свидетельствуют одновременно о целостности реакций человеческого организма и о значении речи. Удачной методикой эксперимента, в котором выявляется зависимость реакции от содержания воздействия, является метод ассоциативного эксперимента, представляющий интерес для целей диагностики отношения. В плане освещаемого нами вопроса можно сказать, что слово, связанное с аффективными отношениями к предмету, который оно символически представляет, вызывает заметное и иногда значительное изменение психических, а значит, мозговых процессов Оно, как было отмечено рядом исследователей, вызывает резко различные вегетативные реакции в зависимости от отношения к нему исследуемого. А. Р. Лурия с помощью регистрации движений (а наши исследования— с помощью регистрации дыхательных, моторных и гальванических реакций) показал, как речь в зависимости от различного отношения к объекту, символизируемому речью, вызывает различные, и при том значительные, телесные изменения у исследуемого. Современная техника, однако, позволяет не только регистрировать материальные процессы на периферии, но и проникнуть в их центральную динамику в коре головного мозга. Эту возможность дает метод исследования биотоков мозга, или электроэнцефалография Не касаясь этою большого вопроса, имеющего в настоящее время значительную литературу, мы укажем лишь на то, что психологические исследования в связи с электроэнцефалографией еще крайне недостаточны При этом совершенно не освещены этим методом психофизиологические проблемы с позиций, нас здесь интересующих, т. е. с точки зрения подхода к характеристике физиологического субстрата отношений Здесь мы коснемся лишь одного эксперимента, который позволяет связать речь, отношение и состояние мозга. Пользуясь теми же приемами, как и при исследовании ассоциаций, но без произносимого ответа, и регистрируя биотоки коры головного мозга, мы обнаруживаем, что представление, связанное с болезненно острым аффективным отношением, сказывается значительным изменением биотоков, с появлением характерных для патологии медленных волн большого потенциала и ,аритмии. Исследования, которые в этом отношении у нас проводились рядом сотрудников, а особенно Е. К. Яковлевой, показывают, что при безразличных словах не обнаруживается заметного изменения биотоков мозга, но аффективно значимые слова не только заметно, но и типично и своеобразно изменяют электроэнцефалограмму. Как показывают опыты Яковлевой, характерный для психастении и сильно выраженный бета-ритм в лобных долях особенно усиливается при воздействии аффективно значимых слов. У травматических энцефалопатов, особенно с истериформным синдромом электроэнцефалограммы при этих условиях также резко изменяются, но появляются медленные (типа «дельта») ритмы, обнаруживается выраженная дизритмия, вплоть до резкой хаотизации биоэлектрических колебаний. Заслуживают внимания еще следующие данные. Вызывая у человека при словесном воздействии образные представления, мы обнаруживали тем более заметные изменения биотоков затылочных долей, чем более насыщенными эмоциями были эти представления. Так, если вызывание у больной «безразличных» зрительных представлений не сказывается заметно на биотоках, отводимых от затылочной области коры головного мозга, то представление ею поля боя, по которому она ползла перед контузией, вызывает их рсзчайшие колебания, выходящие за пределы шкалы. Приводя эти данные, которые показывают значение электроэнцефалографического метода, мы не хотим ни переоценить метод, ни натолкнуть на неправильное понимание психологии отношений; мы только показываем, что речевые воздействия, не привлекающие внимания или не связанные с эмоциональным отношением, не вызывают значительных изменений электроэнцефалограммы, а это значит, что технику и условия исследования здесь еще нужно развивать. Что касается психологии отношений, то здесь электроэнцефальная реакция представляет лишь отражение отношения в физиологической динамике мозговой деятельности, но, конечно, не отражает всего богатства содержания психики и всего многообразия отношений. Если эти исследования говорят об интегральном характере отношений в церебральном и индивидуально-опытном плане, то хотелось бы здесь еще кратко коснуться вопроса о связи отношения с общим психическим состоянием. Психические состояния, характеризуемые как эмоциональные (настроения) и динамические (активности или пассивности) состояния, представляют собой понятия формальные. Содержательная характеристика состояний может быть демонстрирована зависимостью реакций от отношений на различных уровнях развития. На низком уровне, в ранней стадии развития, ребенок в плохом настроении относится к лицам и объектам ситуативно отрицательно, в хорошем — положительно. Его отношение конкретно-эмоционально и ситуативно. Взрослый, нормально развитой человек, несмотря на свое состояние и настроение не меняет принципиального отношения, хотя и у нормальных людей степень оптимистического или пессимистического отношения, дружелюбия, враждебности и т. п. может нередко колебаться в связи с колебанием настроения. Возникает вопрос, как связать сретояние, отношение и реакцию мозга? Меняя состояние больного посредством фенамина, оказывающего эйфоризирующее и динамизирующее действие, мы уже не получили при этом же исследовании в ответ на аффективно значимые слова описанных изменений электроэнцефалограммы. Казалось бы, изменилось только состояние, но фактически это изменение сказалось и на реакциях отношения. Это, во всяком случае, позволяет сказать, что отношение в его психофизиологическом церебральном выражении представляет динамически изменчивую величину. В реакции мозга, таким образом, интегрируется как история прошлого субъекта (приобретенные реакции), так и его состояние в настоящем (как показывает приведенный пример). Нельзя, наконец, не указать еще на одну сторону физиологического понимания, которая связана с проблемой локализации. Кратко упоглиная о ней здесь и более подробно касаясь ее в работах из области патологии отношений, мы можем сказать, что клиника и эксперименты позволяют обнаружить связь отношений личности с функциональным состоянием коры головного мозга Однако выяснение физиологического механизма этой связи представляет пока задачу будущего. Тяжелое поражение мозговой коры сопровождается расстройством психической деятельности, характеризуемый утратой личных индивидуальных отношений. В таких случаях больные могут сохранить речь, но характерно, что речь и представления утрачивают то мощное влияние на психику и организм, о котором говорилось; они перестают быть индикатором отношения и специфически человеческой системой, влияющей на другие системы и на деятельность организма в целом. Речь, таким образом, выражает отношение, а в отношении играет роль состояние мозга. Это не умозаключение, а экспериментальный и демонстрируемый факт. Слово оказывается мощнейшим физиологическим фактором, способным, как показывают биотоки, изменять до патологической степени деятельность мозга. Это действие слова связано с его смысловым содержанием. При этом, если общий смысл слова обусловлен общей историей развития человека и его языка и представляет, согласно Марксу, «практическое... и действительное сознание», то его индивидуальное значение, вплоть до его физиологического действия как возбудителя, обусловлено индивидуальной историей исследуемого, историей его отношении и переживаний. Слово, имея по щий смысл в пределах группы людей, им пользующихся, может иметь еще у каждого человека индивидуальный не только психологический, но и физиологический контекст, который связан с его индивидуальной значимостью для человека. А эта гГослед няя связана с тем, какое место в прошлом опыте исследуемого заняли объекты, лица и обстоятельства, символизируемые данными словами, каково отношение к ним человека и каковы вытекающие отсюда потенциально динамические возможности их психофизиологического действия. Здесь физиологическое состояние выражает целостную психическую реакцию человека, сказывающуюся центрально — изменением в мозгу, и периферически — во всех клетках организма вплоть до кожной поверхности. Эта реакция вытекает из отношения человека к различным сторонам объективной действительности в связи с индивидуальной историей его развития. Она не только вытекает из отношения, но и выражает его и определяется им. В том, что слово, как созданное историей человека орудие общения, избирательно действует не только психологически, но и физиологически на человека в связи с его индивидуальным отношением, в связи с индивидуальной историей его развития и переживаний, сказываются особые закономерности специфической человеческой психологии. Здесь психическое, содержательно-целостное дано в единстве с физиологическим, как динамикой материи, сформированной общественной историей и реагирующей по законам физиологии общественного человека. Нам кажется, что в этом направлении должны идти совместные поиски физиологии и психологии, и если последовательно применить при этом метод изучения индивидуального развития человека, то материалистическая психология и человеческая физиология значительно укрепят свои реально-опытные позиции. Соответственно этому и в физиологии человека не только нужны, но и возможны существенные сдвиги. Историческое изучение функций человеческого организма позволяет осветить ил закономерные зависимости от человеческих, т. е. общественно обусловленных отношений, позволяет сделать изучение физиологических реакций содержательным и преодолеть аналитизм и функционализм на основе такого интегрально-содержательного изучения. Современная физиология деятельности внутренних органов в работах К. М. Быкова и его сотрудников расширила и углубила наши, основанные на работах Бехтерева и его школы, представления о корковой и психо-кортикальной регуляции деятельности внутренних органов. Дальнейшие перспективы учения о деятельности внутренних органов заключаются в том, чтобы дополнить исследования отдельных органов изучением реагирования их систем, изучением особенностей этих реакций в связи с особенностями индивидуального опыта человека и, наконец, в связи с различной значимостью для него различных воздействий и ситуаций, вытекающей из его различного психического, опять-таки опытно обусловленного, отношения к ним. При этом становится совершенно ясным, что у человека законы сна и бодрствования, законы «биений» человеческого сердца, законы деятельности желудочно-кишечного тракта, половой системы, эндокринных желез, обмена — это отнюдь не только законы автоматических процессов. Это, прежде всего, законы динамической изменчивости, надстраивающейся над автоматизмами и навыками, перестраивающей их и закономерно подчиненной содержанию и значению как отдельных воздействий, так и всей ситуации, отношения к ним, а особенно сознательного, человеческого отношения к ним. Без этого нельзя понять и познать закономерности человеческого организма как в норме, так и в патологии. Эти закономерности, отражая во всей жизни организма роль высших, сложных, исторически более поздних свойств человека, являются не только физиологическими, но и психофизиологическими, а изучение их с неизбежностью поднимает физиологическое исследование организма на уровень психофизиологического исследования. Основным положением диалектико-материалистической биологии является изучение животного в единстве со средой, т. е. в связи, во взаимодействии, во взаимоотношении с различными объектами, сторонами, условиями объективной действительности. Задачей статьи является изложение взглядов И. П. Павлова на работу головного мозга как на деятельность, устанавливающую отношения организма со средой, и освещение в связи с этим вопроса об отношениях человека как психологической проблемы. Созданное Павловым учение представляет высший уровень рефлекторной теории, последовательное объективное учение о высшей нервной деятельности, настоящую синтетическую физиологию головного мозга. В докладе «Естествознание и мозг» Павлов говорит: «Можно с правом сказать, что неудержимый со времени Галилея ход естествознания заметно приостанавливается перед высшим отделом или, общее говоря, перед органом сложнейших отношений животных к внешнему миру». Много позже Павлов указывает, что «относительно больших полушарий известна их роль — это роль органа сложнейших отношений организма с окружающей средой, но физиолог дальше не имел дела с их работой», т. е. физиолог до работ Павлова не сумел вскрыть механизма этих отношений. Причина приостановки прогресса знания в этой области, по Павлову, несмотря на пользование экспериментально-патологическим методом, «лежит в том, что у исследователей до сих пор не оказывается более или менее значительной и детальной системы нормальных отношений к окружающему миру, чтобы производить объективное и точное сравнение состояния животного до и после операции». В своей первой лекции о работе больших полушарий головного мозга Павлов говорит, что назрела потребность перехода к экспериментальному анализу того, что было им позднее названо высшей нервной деятельностью, и «притом с объективной внешней стороны, как во всем остальном естествознании». И. П. Павлов приписывает этот переход недавно народившейся сравнительной физиологии как результату влияния эволюционной теории. «Обратившись ко всему животному миру, физиология, имея дело с низшими представителями, волей-неволей должна была отказаться от антропоморфической точки зрения и сосредоточить научное внимание только на концентрировании отношения между внешними влияниями, падавшими на животное, и ответной внешней деятельностью». Таким образом, сравнительная физиология на допавловском этапе регистрировала лишь наличие внешних связей между воздействием и реакцией, не проникая в существо процессов деятельности мозга. Павлов поставил себе задачу раскрыть внутренний механизм мозговой деятельности, лежащей в основе отношений животного к внешнему миру, восполнить отсутствовавшее, по его словам, представление о системе отношений, но вместе с тем избежать субъектизма, антропоморфизма, анимизма, сохранить объективную естественнонаучную, детерминистическую позицию, рассматривая проявления животного как закономерный ответ на воздействие среды. Систематическое исследование деятельности пищеварительных, а далее и слюнных желез, устремленность к объективному естественнонаучному исследованию приводит Павлова к открытию метода условных рефлексов. Павлов остановился, главным образом, на реакциях слюнной железы, потому что «роль слюнных желез такая простая, что отношение их к окружающей обстановке должны быть также простыми и очень доступными для исследования и истолкования». Эту простоту Павлов положил в основу исследования тех сложных многообразных отношений организма, о которых еще на раннем этапе своего исследования он поставил вопрос: «Можно ли весь этот, по-видимому, хаос отношений заключить в известные рамки, сделать явления постоянными, открыть правила их и механизмы». Деятельность Павлова и его многочисленных учеников представила блестящий пример положительного разрешения этого вопроса. В системе этих отношений прежде всего были разделены, как известно, понятия безусловного (врожденного, видового) и условного (индивидуально-приобретенного) рефлексов. Безусловные рефлексы, в том числе и сложнейшие, называемые иначе инстинктами, представляют «основной фонд соотношений», важнейших для сохранения индивида и вида. Безусловный рефлекс представляет «выработанное» видовым опытом отношение организма к среде. У собаки «главные и сложнейшие соотношения организма с внешней средой для сохранения индивидуума и вида прежде всего обусловливаются деятельностью ближайшей к полушариям подкорки». Как известно, по Павлову, подкорковая область связана с сложнейшей безусловнорефлекторной деятельностью, соответствующей психологическим понятиям инстинктивных и •эмоциональных реакций. Условный рефлекс представляет «усложненное и утонченное отношение», которое можно наблюдать в процессе его формирования. С помощью условного рефлекса «устанавливается временное отношение между деятельностью известного организма и внешним предметом. Это временное отношение и его правило усиливаться с повторением и исчезать без повторения играют огромную роль в благополучии и целости организма; посредством его изощряется тонкость приспособления, более тонкое соответство-вание организма окружающим внешним условиям. Одинаково важны обе половины правила: если организму много дает временное отношение к предмету, то в высшей степени необходим разрыв этого отношения, раз оно дальше не оправдывается в действительности. Иначе отношения животного вместо того, чтобы быть тонкими, обратились бы в хаотические». Павлов, следовательно, рассматривает условный рефлекс — временную связь — как временное отношение организма к среде и вместе с тем говорит о временном отношении между деятельностью известного органа и внешними предметами. Системность и целостность работы головного мозга и регулируемой им деятельности всего организма и проявление реакции организма одновременно в различных органах животного позволяют говорить об отношении органа, например слюнной железы, в смысле реализации отношения целого организма к окружающей действительности через этот орган. При этом орган, как часть, выступает в единстве с организмом, как целым. Новая павловская синтетическая физиология и отличается существенно от допавловской аналитической тем, что она изучает не только деятельность отдельных органов и их взаимоотношения, но и регулируемую нервной системой деятельность организма в целом, в его единстве с окружающей средой. «Я смею думать, говорит Павлов, что последующее изложение также убедит Вас, как убежден я, что перед нами в данном случае скрывается бесконечная область плодотворного исследования, вторая огромная часть физиологии нервной системы, главным образом устанавливающей соотношения не между отдельными частями организма, чем мы занимались главным образом до сих пор, а между организмом и окружающей обстановкой». Значительно позже, основываясь на итогах огромного творческого пути, он говорит, что «это изучение неудержимо стремится вперед без малейших препятствий, перед нами только развертывается все более и более длинный ряд отношений, составляющих сложнейшую внешнюю деятельность высшего животного организма». Сложные отношения целого организма обеспечиваются, по Павлову, деятельностью больших полушарий с ближайшей подкоркой. Эгу деятельность Павлов и назвал высшей нервной деятельностью, «противопоставляя ей деятельность дальнейших отделов головного и спинного мозга, заведующих главным образом соотношениями и интеграцией частей организма между собой под названием низшей нервной деятельности». «Обычно большие полушария, как высший орган соотношения организма с окружающей средой, и, следовательно, как постоянный контролер исполнительных функций организма, держат следующие за ним отделы головного мозга с их инстинктивными и рефлекторными деятельностями под своим постоянным влиянием». Начав с 1901 г. «изучать высшую нервную деятельность собаки, т. е. ее сложнейшие отношения к внешнему миру», Павлов со свойственной ему осторожностью говорит: «по крайней мере на собаках — нашем обычном экспериментальном объекте мы убеждаемся, что все их сложные и сложнейшие отношения с внешним миром укладываются в рамки нашего исследования указанных процессов и их свойств и нами охватываются, сколько нам позволяет наша возможность развернуть опыт». Таким образом, рассматривая деятельность организма с позиций рефлекторной теории, Павлов определяет мозг как орган отношений к внешнему миру. Деятельность больших полушарий у высших животных рассматривается как обеспечивающая сложные отношения организма к внешнему миру на основе индивидуального опыта. Это синтетическое понимание идет рука об руку с аналитическим, которое выделяет в этом процессе роль отдельных звеньев. В этом смысле говорится об отношении слюнной железы, глаза, уха и т. п. к внешним воздействиям или предметам.22 Здесь аналитический и синтетический планы выступают в единстве, так как относятся не глаз или ухо, а животное, пользуясь тем органом, который подвергается воздействиям. С точки зрения сложных отношений, основанных на механизме условных рефлексов, стали понятней «психические» глухота и слепота, описанные Мунком и объясненные Павловым как нарушение «отношения животного к внешнему миру со стороны его глаза и уха». Раскрытие внутренней неиродинамики и отличает павловское понимание поведения, основанного на высшей нервной деятельности, от плоского и внешнего бихевиористического описания со схемой — «стимулы — реакции», хотя бы последнее и пыталось представить свой, лишь на словах глубокий, анализ с позиции физических ион-протонных зависимостей. И. П. Павлов объединил учение о внешних отношениях организма к среде с отношениями внутри организма между его частями и в мозгу между разными его отделами. Соответственно этому его учение положило конец противопоставлению жизни анимальной (психической) и органической (вегетативной), которое в середине XIXстолетия отстаивал Биша. Вместе с тем, раскрыв механизм развития как процесс новообразования и закрепления условных, приобретенных, рефлексов, Павлов ликвидировал плоский эволюционизм Спенсера. Развитие, по представлению Спенсера, как известно, заключается в приспособлении внутренних отношений к внешним. Однако вербальным термином «отношение» здесь объединялись принципиально разнородные вещи, а именно — отношение организма в целом к внешнему миру и совершенно неопределенные внутренние отношения органов и тканей. Только учение о высшей нервной деятельности позволило понять процессы высшей и внутренней деятельности, их связи как единство отношения животного к внешней среде и лежащего в его основе коркового условнорефлекторного механизма. Переходя к постановке психологических проблем в соответствии с учением Павлова, нельзя не вспомнить его неоднократные указания на то, что психическая, по старой терминологии, деятельность есть высшая нервная деятельность. В плане изучаемого нами вопроса особенно важны некоторые высказывания Павлова. Прежде всего он указывает на то, что «деятельность больших полушарий с ближайшей подкоркой, обеспечивающую нормальные сложные отношения целого организма к внешнему миру, законно считать и называть вместо прежнего термина «психической» высшей нервной деятельностью». Здесь с предельной ясностью выражено понимание Павловым психической деятельности. Во-первых, она представляет собой старое название для обозначения высшей нервной деятельности; во-вторых, она представляет деятельность коры головного мозга с ближайшей к ней подкорковой областью; в-третьих, эта деятельность заключается в обеспечении отношений к внешнему миру; в-четвертых, эти отношения организма в целом характеризуются их сложностью. Это общее и основное понимание Павловым психической, т. е. высшей нервной, деятельности опреде ляег роль отдельных opганов как местных и частных аппаратов, через которые осуществляется отношение организма к окружающему, например «слюнная железа представляет всю ту сложность отношений, которая наблюдается и у нормального животного», которая «реагирует и на психические раздражения, употребляя старую терминологию, т. е., следовательно, находится в сложнейших взаимоотношениях с внешним миром». Еще в раннем периоде развития учения о рефлексах Павлов показал, что так называемые реакции на «психические раздражения обозначают сложнейшие отношения с внешним миром». Этим самым совершенно исключена та зоопсихология, которая пыталась объяснить поведение и деятельность животных по аналогии с субъективно-психическим состоянием человека, т. е. являлась антропоморфической. Это определяет и метод исследования. «Объективный наблюдатель, говорит Павлов, довольствуется констатированием реальных отношений, которые существуют между наблюдаемыми явлениями».28 Павлов справедливо отвергает и субъективные фантазии и произвол туманно вербальных толкований. Реальные отношения — это фактические отношения, обоснованные положения, подтверждаемые результатами практического воздействия. Эта позиция обязательна и для научной психологии. Павлов дает объективный критерий психического. «До конца прошлого столетия, говорит он, эти временные отношения, временные свяви животного организма с окружающей средой даже не считались физиологическими, а для обозначения их употреблялось другое слово «психические отношения». Текущие работ показали, что нет никакого основания исключать их из области физиологии». Исходя из этого, Павлов открывает путь изучения психики. «Сложнейшие, прямо загадочные с психологической точки зрения отношения подлежат ясному и плодотворному физиологическому анализу». Подходя к исследованию психики человека и учитывая качество субъективности, научное материалистическое исследование сохраняет позиции изучения психической деятельности человека в его отношении к окружающему. «Объективное исследование явлений, называемых у животных психическими, становится прямым продолжением и расширением физиологического экспериментирования». Та система отношений, отсутствие которой препятствовало развитию учения о деятельности высших отделов мозга, представлена Павловым на основе многочисленных работ своих и сотрудников. Включая человека, она устанавливает три ступени рефлекторной деятельности: 1) безусловнорефлекторную; 2) условно-рефлекторную— первой сигнальной системы; 3) специфически человеческую — второй сигнальной системы. По поводу указанных инстанций надо упомянуть еще о некоторых моментах. Во-первых, это понятие сложных безусловных рефлексов, которое явилось физиологическим пониманием того, что в психологии называлось инстинктами. Для психологии важно то, что Павлов теснейшим образом сближает их с эмоциями и локализует, как известно, в подкорковой области. Вместе с тем Павлов пользуется понятием основных тенденций организма, к которым он относит пищевую, половую, самозащитную и другие, очевидно понимая их как сложные безусловнорефлек-торные образования. Во-вторых, в связи с условными рефлексами им развито учение о динамическом стереотипе, представляющем постоянную последовательность условных рефлексов, соответствующую стереотипно повторяющейся системе внешних условий. Естественно возникает представление о том, что в стереотип включается не один вид рефлекса, но различные, а это позволяет нам понять все многообразие приспособленных реакций животного на многообразие внешних условий. Бесчисленные раздражения, падающие на кору головного мозга, вызывают разнообразнейшие условные и безусловные действия. Этот процесс, как указывает Павлов, представляет грандиозную и напряженную работу создания «слаженной уравновешенной системы внутренних процессов» и лежит в основе образования «динамического стереотипа». Постоянным комплексам нешних условий закономерно соответствует комплекс реакций. Важнейшее учение о динамическом стереотипе освещает, в частности, сложные привычные реакции. Упроченный стереотип может иметь необычайную крепость и силу влияния на реакции, и переделка его может быть чрезвычайно мучительной. Мне кажется, не будет ошибкой рассматривать безусловные рефлексы, и в частности сложные безусловные рефлексы — «инстинкты» как филогенетически обусловленные, наследственно закрепленные стереотипы. Динамический стереотип можно рассматривать как более сложное привычное отношение. Диалектический процесс развития заключается и в образовании стереотипа и в разрушении или снятии его новообразованием, основанным на новых жизненных факторах и требованиях. К. М. Быков указывает на то, что «в течение жизни организм устанавливает тот или иной определенный уровень отношений, Известных форм равновесия, организованного корой головного мозга, между внешней средой, с одной стороны, и внутренними процессами, с другой. Такой уровень отношений у различных людей имеет определенный динамический стереотип. Нарушение этого стереотипа есть нарушение жизнедеятельности». При переходе от низшей ступени к высшей с нарастанием жизненного индивидуального опыта развивается «все более и более длинный ряд отношений, составляющий сложнейшую внешнюю деятельность высшего животного организма». У человека с образованием второй сигнальной системы высшая нервная деятельность основывается на неизмеримо большей способности накопления опыта, на установлении наиболее «длинного ряда отношений». У человека впервые возникает в подлинном смысле слова исторический опыт, главным средством накопления которого является слово~ как условный раздражитель, но «такой многообъемлющий, как никакие другие, не идущий в этом отношении ни в какое количественное и качественнное сравнение с условными раздражителями животных». Вторая сигнальная система — речь как «сигнал сигналов», как основа обобщения, отвлечения, науки и общечеловеческого опыта — является характерной для человека «чрезвычайной надбавкой» в высшей нервной деятельности. «В нормально развитом человеке вторая сигнальная система является высшим регулятором поведения».36 С возникновением второй сигнальной системы перестраивается вся высшая нервная деятельность — способ отношения человека к действительности приобретает особые черты. Если слово «сделало нас людьми», то вместе с тем «многочисленные раздражения словом удалили нас от действительности и поэтому мы постоянно должны помнить это, чтобы не исказить наши отношения к действительности», т. е. только единство и согласованность второй и первой сигнальной систем обеспечивают нормальную деятельность. Однако «у человека, говорит Павлов, в конце концов все сложные отношения перешли уже во вторую сигнальную систему. У нас выработалось наше словесное, а не конкретное мышление. Самым постоянным регулятором в жизненных отношениях является вторая сигнальная система». Характерным для животных является ярко выраженная непосредственность и ситуативность их поведения, опирающаяся на первую сигнальную систему и сложные безусловные рефлексы — инстинкты. Пример ярко выраженного ситуативного характера поведения показан Павловым на собаке, которая характеризовалась крайне резко выраженным сторожевым рефлексом в форме агрессивности ко всем входящим в экспериментальную. Камерун-особенно приближающимся к экспериментатору, и «в положительном отношении к своему настоящему экспериментатору». Поведение собаки в камере и вне ее резко различно. «Как только собака выходит из этого пространства, она делается совершенно другой и по отношению к посторонним, и по отношению к хозяину. От нападательной реакции не остается и следа. Наоборот, животное теперь довольно часто дружески лезет к посторонним на грудь... Стоило этой собаке, таким образом, оказаться за дверью жилой комнаты, как отношение ее резко менялось. Вот как это приуроче-но к определенным условиям». Соответственно обобщенности во второй речевой сигнальной системе, в отличие от конкретности первой сенсорной сигнальной системы, отношения человека, сказывающиеся в его действиях и поступках, также обобщены, хотя они могут касаться и единичных, конкретных предметов, могут быть случайны и ситуативны. В силу огромного объема синтеза, наличия отвлеченных понятий у человека отношения имеют не только ситуативный характер, но и по мере развития опираются на все более обобщенные основания. Поведение человека определяется не только ситуацией, но в основе его, как правило, лежат те или иные принципы, мотивы долга, широкие и высокие идеи, отдаленные перспективы прошлого и будущего. Это отчасти и находит себе выражение в приведенной мысли Павлова о том, что «отношения у человека перешли во вторую сигнальную систему». Вопрос об особенностях деятельности второй сигнальной системы еще достаточно не разработан, но если исходить из предпосылки общих закономерностей, не случайно, что при исследовании высшей нервной деятельности немало внимания было уделено вопросу об ассоциации. Павлов неоднократно указывал на значение ассоциаций и на то, что физиологическое понятие — условный рефлекс — соответствует психологическому — ассоциации. Как известно, в учении об ассоциациях в психологии ранее всего и более всего развивалось учение об ассоциации идей и представлений, т. е. о временных связях преимущественно в области второй сигнальной системы. Факт ассоциативных связей является одним из наиболее убедительных положений старой психологии. Однако признавать ассоциацию не значит еще признавать ассоциационизм как психологическую систему, недостаточность которой видна из приводимых ниже данных школы И. П. Павлова. Опыты образования у животных ассоциации, т. е. временных связей в рамках первой сигнальной системы, удаются с трудом и не всегда, а сами ассоциации непрочны. В отличие от животных, у человека подобные этим и другие связи образуются легко. В этом смысле существен ряд мыслей, высказанных Павловым на «среде» 2/ХП 1934 г.: «Когда мы на собаках хотели повторить этот опыт, т. е. связать два раздражителя без всякого привлечения импульсов, интересов, то это нам долгое время не удавалось. Постепенно мы напали на мысль, что тут вся история заключается в том, что именно здесь нет импульсов для деятельного состояния мозга. Два раздражителя повторяются, а после них собак не кормят, не гладят, не бьют. Мозг приходит в индифферентное состояние и никакой связи не образуется». Мною подчеркнуто указание Павлова на то, что для ассоциации нужен импульс, интерес. Нельзя поэтому не вспомнить, что вообще условием образования условного рефлекса является достаточная заряженность центра, о которой судят по достаточно энергичной безусловной реакции, выражающей не безразличное, а активное отношение к раздражителям. Особенно ярко выступает значение зарядки центров на примере столкновения конкурирующих рефлексов, например пищевого и сторожевого, пищевого и полового или оборонительного. Зарядка центров, определяющих силу реакций, может быть различна. «Но для полного обнаружения этой силы, а следовательно для правильного сравнения силы рефлексов необходимо полностью зарядить центры. Иначе могут получиться самые разнообразные отношения». Односторонний аналитизм ассоциативной психологии, справедливо подвергнутый критике И. П. Павловым, заключается не только в игнорировании целого, но и в том, что недоучитывалось значение для установления связей степени деятельного состояния, активности центров sb отношении к воздействию и объекту, от которого оно исходит Значение импульсов, интересов, явственно обнаруживало, в установлении временных связей, сказывается во всей деятельности животного ее избирательностью и доминированием различных ее форм. Так, Павлов, разбирая опыты с обезьянами, указывает на разницу между, как он говорит, «утробистым господином»— шимпанзе Рафаэлом, которого привлекает единственно еда, и «сравнительно высоким типом интеллигентности»—шимпанзе Розой, у которой «еда на втором плане и часто превалирует сильное желание поиграть или даже «помастерить»... Когда она занята, а Вы предлагаете еду, то она ее отталкивает: цель ее занятий другая». Зарядка центра безусловного рефлекса является важным источником образования и силы (величины) условного рефлекса— возможности образования условной ассоциативной связи, доминирования тех или иных реакций, т. е. активной избирательности, направления ориентировки в сложных реакциях поведения. Эш позволило юворшь, по анало1ии с человеком, об интересе у животного. Однако у животных интерес как избирательное отношение имеет конкретный, ситуативный, непосредственно связанный с условными и безусловными раздражителями характер. Изложенные идеи Павлова являются важнейшим источником для основанной на его учении психологии, которая должна изучать человека, как все живые организмы, в его отношении к окружающему, с учетом его исторически обусловленных особенностей, характеризуемых с физиологической стороны особым богатством индивидуального опыта благодаря «особой надбавке», второй сигнальной системе — речи, неразрывно связанной с отвлеченным мышлением. Такое рассмотрение, мне кажется, не отрывает психологию от павловского наследия, а развивает психологию на его основе. И. П. Павлов, будучи основоположником настоящей физиологии головного мозга, великим реформатором всей физиологии, был вместе с тем одним из основоположников научной материалистической психологии, которая у нас сейчас и стремится идти по павловскому пути. Павлов говорил о слиянии физиологии с психологией, но не об уничтожении последней. Не значит ли это, прежде всего, что обе науки обьединяются на одной позиции изучения высшей нервной деятельности человека, физиологические процессы которой лежат в основе фактических отношений человека к окружающей действительности. Это слияние основывается на единстве внутреннего механизма мозговой нейро-динамики с отношениями организма, выражающимися в его поведении и деятельности. Правильное решение конкретных вопросов об особенностях отношений и деятельности человека, о развитии психологии в единстве с физиологией невозможно без понимания природы человека на основе учения марксизма-ленинизма. Физиология высшей нервной деятельности представляет материалистическую основу психологии. Это совпадает с учением основоположников марксизма-ленинизма о психике как функции, продукте или свойстве высокоорганизованной материи мозга. Необходимо не только учитывать, что человек как объект и субъект является продуктом объективных, прежде всего общественных, условий. Важно помнить, что субъект практики — человек состоит из плоти и крови, может существовать только во взаимодействии с материальными предметами действительности и не представляет пустой идеалистической фикции интроспективного «я». Однако подобно юму, как идея и сознание, являясь вторичными по отношению к материи и бытию, могут быть великой преобразующей силой, так и субъект и субъективное человека нельзя рассматривать как только пассивный продукт внешних условий. Учение Павлова позволяет раскрыть в применении к человеку корни содержания понятия «субъект» и преодолеть мистификацию этого понятия интроспективной психологией. Субъект — это человек, рефлекторная деятельность (действия и поступки) которого определена все в большей мере нарастающим обобщением, второй сигнальной системой на основе индивидуального общественного опыта индивида. Этот огромный опыт, по своему характеру сознательный, по своему происхождению — общественно-трудовой, лежит в основе избирательности и активности субъекта. В действии человека конденсирован этот огромный индивидуальный опыт. Действие человека определяется не только объектом, воздействующим на него в данный момент, но и сложившимся у человека на основе опытр отношением к объекту. Учет этого позволяет рассматривать личность как систему отношений, позволяет в реакциях и действиях человека усматривать и их личностный характер, не обезличивать их и вместе с тем не отрывать от их нейродинамической условнорефлекторной основы. Сложные многосторонние объекты и процессы могут рассматриваться под разными углами зрения. Это относится и к сложнейшему из фактов действительности — к сознанию. В психике и в сознании осуществляется и отражение действительности и отношение к ней. И при физиологическом и при психологическом рассмотрении в реакциях и поведении мы видим и отношение и отражение. Вместе с тем оба эти понятия представляют единство, потому что в них дано отражение единым субъектом объективной действительности и отношение этого же субъекта к объективной действительности. Психология вместе с тем недостаточно полно и разносторонне отразила учение классиков марксизма-ленинизма об отношениях человека и совершенно не усвоила взглядов Павлова на высшую нервную деятельность как отношение организма к окружающей среде. Поэтому совершенно не освещенным остался вопрос о психике как о единстве отражения и отношения. Между тем, всякий нервно-психический акт может быть рассматриваем как отражение и как отношение. Ощущение представляет простейшую форму отражения. Но в широком смысле понятие «отношение» можно отнести также к ощущению. Так, Павлов говорит об ощущениях, как о «наипростейших субъективных началах объективного отношения организма к действительности».44 Понятно, что это самый широкий и общий принципиальный план понимания. В этом же широком плане говорилось только что о стремлении, которое одновременно является и отражением и отношением. В более узком смысле слова могут рассматриваться как отношения человека-субъекта к действительности такие понятия, как стремление, потребность, требование, любовь, вражда, доверие, недоверие, боязнь, уважение, презрение, интересы, оценки. Они также являются отражением в сознании реальных и объективных фактов избирательной связи человека как деятеля с различными сторонами окружающей его действительности. В сознательной психической деятельности человека субъект выступает как относящийся, объект — как отражающийся. Из двух планов рассмотрения высшей нервной деятельности человека в зависимости от задач на первый план выступает то план отражения им действительности, то план его отношения к ней. В единстве субъекта и объекта акцент логический и психологический может быть сделан на объекте. При этом рассматривается действительность, которая отражается субъектом. Акцент может «быть на субъекте, при этом выясняется, как субъект относится к отражаемой действительности. Человек в его способности отражения рассматривается как зависящий от мира, а его отражение оценивается в меру его соответствия объективной действительности. Одновременно с этим человек рассматривается в его отношениях как активный преобразователь мира. Тот разрыв отношения и отражения, который часто еще встречается в психологии, представляет также разрыв познавательной и действенной сторон в психической деятельности человека. Он является в психологии симптомом недостаточной связи, отрыва теории от практики. Понятие рефлекса содержит то и другое в их единстве Сознательная деятельность человека является высшим продуктом развития, оставаясь единым процессом действенного отражения и сознательного отношения. В этом смысле рефлекторный характер имеет как низшая, так и высшая сознательная нервная деятельность человека. Это, разумеется, не исключает законного при известных условиях и в известных границах абстрагирования, а тем самым условного разграничения познания и действия. Рассматривая высшую нервную, или психическую, деятельность как деятельность, устанавливающую отношения с действительностью, мы ликвидируем интроспективную изоляцию психики и изучаем психику человека в ее объективной связи с действительностью. Генетически понимаемая с позиций рефлекторной теории деятельность человека отражает двуединство центростремительного и центробежного звеньев рефлекса, которые на высшем уровне человеческого развития представляют единство познания и действия человека как личности или субъекта. Здесь во всей полноте выступает ленинское определение сознания не только как отражения действительности, но и как творческого преобразования ее. Высшая нервная деятельность человека, обладая качеством субъективности, характеризуется сознательным и личностным характером отношений. В этом смысле материалистическая психология может быть определена и как наука о личности человека, являющегося благодаря сознанию не только объектом, но и субъектом. Животное мы не называем ни личностью, ни субъектом, хотя оно тоже обладает известной степенью инициативы и активности. Именно человек в силу огромного превосходства над животными, благодаря наличию у него высшей формы нервной деятельности, второй сигнальной системы, являющейся основой сознания, подчиняет себе все предметы природы и делает их своими объектами. Нет необходимости говорить о том, что инициативность, свойственная человеку как субъекту, ни в какой мере не исключает его из условий объективной причинной зависимости и не делает его деятельность спонтанной. Она сохраняет рефлекторный, в широком смысле слова, характер, она детерминирована внешними и внутренними воздействиями. Однако огромный и сложный накопленный нервной системой опыт, как следы прошлого, влечет за собой такое множество возможностей ответа на воздействие, что ответ ino содержанию, по форме, включая и время наступления, зависит от опыта человека, а поэтому реакция может зависеть не столько от непосредственного воздействия, сколько от этих опытом обусловленных особенностей индивида-субъекта. Эта зависимость от особенности индивида и делает важным учет отношения, выражающего его индивидуальную обусловленную опытом избирательность. Сознательному отношению генетически предшеетвует неосознанное, рефлекторное отношение животного, для которого «его отношение не существует как отношение...» Сознание как целое и рефлекс как зародыш и элемент его являются одновременно и отражением и отношением. Если на более низком уровне развития животных отношение выражается главным образом в сложных безусловнорефлектор-ных, иначе инстинктивных, действиях, то у высших животных основным рефлекторным механизмом отношения является услов-норефлекторная деятельность, обеспечивающая наиболее совершенное удовлетворение основных жизненных тенденций, выраженных сложнейшими безусловными рефлексами — инстинктами. Три ступени («инстанции» — И. П. Павлов) рефлекторной деятельности представляют три генетических ступени отношений Последняя, высшая ступень — речевая, — сознательная, свойственная только человеку, позволяет ему выделить себя из окру жающей среды и, оставаясь объектом, быть в то же время субъектом. Поскольку связь человека с внешним миром основана на корковой деятельности, отношения его к действительности не существуют вне деятельности его головного мозга, корковая динамика и отношения человека едины и нераздельны. Психологическое исследование должно не отрываться от физиологического, а развивать его применительно к человеку с его особенностями. Оно должно изучать деятельность человека как объективные отношения, учитывая возникновение субъективных качеств. На этом уровне объективные отношения нельзя оторвать от субъективных, если не считать психическое эпифеноменом, т. е. бездейственным побочным продуктом развития биологически и исторически ненужным и бессмысленным. Очевидно, что такая оценка роли психики страдала бы механицизмом. Вместе с тем изучение субъективного вне его единства с объективным отношением было бы также ошибкой, выражением дуализма, следовательно, идеализма. Из изложенного ясно, что понятие отношения человека является принципом объективного изучения человека, связывающего человека со всеми сторонами действительности. Но возникает вопрос, исчерпывается ли роль отношения в психологии только значением общего принципа? Основоположники философии диалектического материализма, говоря о природе человека, о его особенностях и отличиях от животных, указали на особенности отношений человека. Что значит павловское положение о том, что у человека все отношения перешли во вторую сигнальную систему? Очевидно, они приобрели особый, не свойственный животным характер. Отношения отдельных людей определены обобщенными отношениями, которые выражаются и отражаются в отдельных попытках и во всей деятельности человека. Отдельный человек как общественный продукт является тем самым продуктом общественных отношений. Так как психология в настоящее время начала перестраиваться на основе учения И. П. Павлова о высшей нервной деятельности, естественно было задать себе вопрос о том, каким понятием отношения в связи с теорией высшей нервной деятель ности пользуется сам Павлов. Понятие отношения применяется Павловым широко как синоним смысла, связи, зависимости, взаимодействия, соотношения нервных элементов и процессов нервной деятельности (отношение клетки к раздражению, процессы возбуждения и торможения, силовые отношения в связи с зарядкой центров, отношения безусловного и условного рефлексов). Все это представляет те «сложнейшие отношения» в мозгу, которые освещены трудами Павлова и его школы Эти отношения во внутреннем механизме нервной деятельности являются физиологической основой отношения животного как целого к воздействиям и предметам окружающего. Различный внутренний механизм нейродинамики соответствует различному способу отношений животного к внешней действительности Взаимодействие с объективной действительностью вызывает внешние приспособительные изменения отношений к ней при внутреннем изменении соотношений процессов в мозгу и между частями организма. Термином «отношение» широко пользуются помимо философии и физиологии в логике, математике, естественных и общественных науках, в психологии, педагогике, в живом языке литературы и быта. Такое универсальное, широкое употребление делает более всего необходимым определение, уточнение, ограничение этого понятия в применении к человеку и его психике. Нельзя не обратить также внимания на то, что, когда мы говорим об отношениях предметов или понятий, мы всегда можем заменить слово «отношение» словами «связь», «зависимость», «соотношение», например, говоря об отношении части к целому, числителя к знаменателю, процессов возбуждения и торможения. И только тогда, когда мы говорим об отношениях человека, это приобретает еще новый смысл: отношения субъекта к объекту, в котором субъект, иначе человек, сознателен, избирателен, активен и инициативен. Мы говорим о взаимоотношении вещей, например частей в целом. Однако эта взаимосвязь или взаимозависимость предметов или вещей и их частей характерно отличается от специфичного понятия взаимоотношения людей как взаимосвязи субъектов-деятелей. Что же, наконец, в системе психологических понятий отражает язык повседневной жизни, когда мы говорим о хорошем или плохом, добросовестном или недобросовестном, поверхностном или глубоком, самоотверженном или своекорыстном, честном или нечестном, принципиальном или беспринципном, дружественном или враждебном, выдержанном или невыдержанном, ответственном или безответственном, активном или безразличном и тому подобных отношениях? Разве это не особая проблема, и притом первостепенного значения, для психологии, и для педагогики в первую очередь? Бесспорно, эти выражения соответствуют фактам, с которыми мы встречаемся на каждом шагу нашей повседневной жизни и в самых ее ответственных моментах, рассматривая человека как субъекта — носителя сознательных отношений. Разве воспитание не представляет собой прежде всего воспитания наших отношений, например добросовестного отношения к своему делу, ответственного отношения к своим обязанностям, самоотверженного отношения к своему долгу, чуткого отношения к людям, патриотического отношения к социалистической Родине и непримиримого отношения к ее врагам? Очевидно, когда в жизни говорят об отношениях человека, как в приведенных выше примерах, то имеют в виду не более широкий и общий план понимания всех сторон психической деятельности в их связи с действительностью, а нечто более узкое и конкретное. В этом смысле отношения человека можно определить как сформированные в процессе его высшей нервной деятельности, основанные на его общественном опыте связи с различными сторонами действительности, характеризующие его личность в целом в его активной сознательной избирательности, выражающейся как в отдельных поступках, так и во всем поведении в целом. Мы говорим «в целом» потому, что отношения характеризуют всего челоьека, а не какую-либо сторону его психики. Говоря о действенности или активности, мы ее противополагаем пассивности. Чем более выражена активность, тем более выражено отношение; чем более выражена пассивность, тем индифферентнее человек, тем менее можно говорить об его отношении. Говоря о сознательности, мы учитываем множество ступеней ее, но вместе с тем также можем сказать, что чем сознательнее поступок или действие, тем в большей степени можно говорить о выраженности отношения. Сознательность же есть способность отдать себе отчет в действительности, основанный на свойственной человеку деятельности второй сигнальной системы — речи и отвлеченного мышления. Реализуясь в единичных реакциях, отношения не исчерпываются ими, а предполагают их систему и их повторность связи с тем объектом, с которым они связаны. Поэтому в каждом случае суждение о том или ином отношении предполагает возможность возникновения определенных реакций и предвидение их повторения. В этом смысле отношение не только заключается в особенностях реальных реакций, но и в возможности их повторения в психологии иногда недостаточно оттеняется различие процессуального от потенциального. Теоретически и практически нам иногда важнее то одно, то другое. Например, когда говорят о способностях, о таланте, о знаниях, умении, вкусах, наклонностях, о типе, о личности, о характере того или иного лица, то имеют в виду характерные для него возможности реакций, количественные и качественные его особенности, т. е. заключают о них как о возможности по процессу деятельности и его результату в прошлом. Об отношении судят по действиям, поскольку действия и отношения представляют единство процессуального и принципиального, отвлечение от единичных реакций и обобщение их под углом зрения их связи с индивидуальностью. Они представляют потенциальную характеристику человека, реально раскрывающегося и в целостном поведении или деятельности, и в отдельных реакциях или действиях. Точно также в физиологии высшей нервной деятельности понятия типа или динамического стереотипа характеризуют потенциальную сторону животного, раскрывающуюся в его реакциях и позволяющую предвидеть их. Понятие избирательности реакций в зависимости от особенностей реагирующего подчеркивает то, что у другого лица реакция на тот же предмет, поскольку она будет зависеть от иного отношения, оказывается существенно отличной. Избирательный характер отношения обозначает, что особенности характера, в том числе и силы реакций, зависят от содержания предмета и от значимости его для относящегося лица. В связи с этим возникает вопрос о том, что соответствует понятию значимости в области физиологии нервной деятельности. С этим тесно связан вопрос, имеет ли физиология дело с содержательной деятельностью или только с формальной динамикой мозговых функций и механизмов? Таковы вопросы, которых почтч не касались, но которых необходимо коснуться, говоря о физио-логиил как основе психологии. Как известно, условный рефлекс образуется при сочетании индифферентного раздражителя лишь с безусловным раздражителем. Больше того, условный, например слюнной, рефлекс при этом сочетании не образуется, если животное будет сыто, иначе говоря, если его пищевой центр не будет заряжен, т. е. если оно будет безразлично в отношении к раздражителю безусловному. Пищевой рефлекс может тормозиться половым. Иначе говоря, половые раздражители могут доминировать над пищевыми. Можно ли сказать, что половые раздражители или объекты более значимы при этих условиях по сравнению с пищевыми? Не впадем ли мы при этом в психологизм? Это будет зависеть от того, как мы будем толковать эти сами по себе бесспорные факты. Здесь можно ограничиться лишь указанием на то, что физиологической основой понятия «значимость» является различный рефлексовозбуждающий характер раздра жения, его доминирование над другими раздражениями, ею связь с безусловными раздражителями. Избирательность — понятие, теснейшим образом связанное с понятием значимости. Но избирательность связана с характером воздействий, т. е. прежде всего с содержанием их. При старых, допавловских методах физиологии (раздражение отдельных органов одним и тем же раздражителем даже меняющейся силы) не было почвы для вопросов более широкого биологического порядка, к которым относится вопрос об избирательности, связанной с процессом и задачами приспособления целостного организма, связи реакций с значимостью предметов внешней действительности. Наоборот, новая синтетическая, широко биологическая павловская физиология не может пройти мимо освещения этих важнейших для науки о жизнедеятельности организма вопросов. Сейчас этот вопрос нас интересует не только с точки зрения физиологии, но и с точки зрения применения физиологии к освещению психологических вопросов. Изложенное дает основания представить себе именно физиологические основания избирательности и значения отдельных раздражителей и их сочетаний, что в естественных условиях жизни соответствует предметам, воздействующим на наши органы, и исходящим от них сложным сочетаниям раздражителей. Старая формально-функциональная физиология сменилась новой павловской физиологией, которая изучает реакции организма в единстве формы и содержания. При этом принцип силы и принцип биологической жизненной значимости раздражителя выступают в единстве. Старая — ассоциативная, функциональная и структурная психология тоже была формалистична, как и старая физиология. Они в лучшем случае психическим содержанием считали психическую функцию или структуру. Более поздняя зарубежная психология или биологизировала или мистифицировала психическое содержание. И биологизация и мистификация нашли особенно яркое выражение в наиболее реакционном направлении психоанализа. Только советская психология, основывающаяся на марксистско-ленинской теории отражения, изучая психическую деятельность в ее общественно-исторически обусловленной содержательности, имеет перспективы правильного решения проблемы. Понятие «рефлекс» в физиологии всегда связано с содержанием, с характером раздражителя, вызывающего рефлекс. Понятие «отношение» всегда включает в себя предмет, к которому относится реагирующий. Это предохраняет психологическое исследование от формализма, которым страдала старая психология, а если учесть определяющую роль общественных отношений во всех решительно индивидуальных отношениях человека, это содействует преодолению не только формализма, но и метафизи-чески-биологизаторского подхода к содержанию психики. Одной из важнейших задач воспитания является выработка правильного, т. е. соответствующего общественным требованиям, отношения к разным сторонам действительности. Воспитание должно сформировать положительное отношение к тому, что идеология оценивает как хорошее, и отрицательное отношение к тому, что оценивается как дурное. Сама положительная оценка отношений конкретно выражается мноюобразием понятий. Так, положительно оцениваемое отношение характеризуется как самоотверженное, творческое, серьезное, глубокое, требовательное, ответственное, принципиальное, здоровое, сознательное, цельное и т. д. Так же разнообразно выражается отрицательная характеристика отношений недопустимого, безответственного, нетерпимого, своекорыстного, шкурнического, внешнего, показного, лицемерного, халатного. С живым и богатым лексиконом этих положительных или отрицательных сторон отношений, с решающей ролью этого момента мы встречаемся постоянно и повседневно в быту, в труде и в общественной деятельности. Отношения проявляются как в отдельных действиях и реакциях, так и в системе поступков при разных обстоятельствах и иногда в течение длительного времени. Положительное отношение может быть более или менее выраженным — от расположения до увлечения и преклонения, может быть обоснованным и объективным, может быть субъективным и пристрастным или слепым, оно может быть устойчивым или неустойчивым и т. д. Все детали реакций и вся система поведения не оставляют никакого сомнения в том, что мы имеем дело с положительным отношением, что все эти разнородные проявления с полным основанием объединяются синтетическим понятием «отношения» человека. Вместе с тем понятия, характеризующие отдельные стороны отношения, не могут заменить этого синтетического понятия, постоянное пользование которым отражает ею жизненную значимость, поскольку от характера отношений зависят характер всей системы поступков и поведения. Человеческие отношения характеризуются как сознательные. Однако совершенно ясно, что эта сознательность является не готовым от рождения свойством человеческого рода, а формирующимся всем многообразием прежде всего социальных влияний, которые и воспитывают человека. Процесс формирования человеческого сознания продолжается в течение всей жизни. Многообразие жизни все время оставляет возможности углубления и расширения нашего познания и сознания, повышения нашей сознательности. Поэтому в педагогическом плане важнейшее место занимает характеристика степени сознательности отношений. Говоря о сознательном отношении, мы имеем в виду наличие такого характера отношений, при котором человек отдает себе ясный отчет в объективных основаниях и субъективных мотивах его, в своих обязанностях, вытекающих из этого отношения, пин и ответственности, с этим связанной, и проявляет все это как в oтдельных поступках, так и во всем поведении в целом. Отношения человека динамичны. Они меняются в связи с опытом жизни. Они развиваются в процессе его развития. Как уже говорилось, в плане филогенетическом и онтогенетическом мы имеем ряд ступеней во взаимоотношении организма со средой Условные рефлексы представляют частичную реакцию, местное частичное выражение отношения. Динамический стереотип — более сложное реактивное образование — представляет более сложную привычную реакцию и привычное отношение. Вся жизнь заключается в том, что образуются новые связи и новообразованные акты, которые с повторением становятся стереотипом, образуя привычные отношения. У человека вновь приобретаемый опыт обобщается благодаря речи, второй сигнальной системе, представляющей основу обобщенного принципиального, сознательного отношения. Знание процесса приобретения нового опыта и превращения его в стереотип представляет естественнонаучную основу понимания диалектического процесса развития, которое классиками марксизма характеризуется как «борьба нового со старым». Изложенное можно заключить несколькими положениями. Диалектико-материалистическая павловская физиология и мичуринская биология рассматривают все живое в отношениях его со средой. Этот объективно-материалистический подход должен быть основой психологии. Учение И. П. Павлова открывает пути для понимания не только отношений человека в их общих с животными нервно-физиологических основах, но и в связи со специфическими особенностями человека, благодаря наличию у него двух сигнальных систем. И. П. Павлов показал, что условные рефлексы являются элементами, на которые разлагается и из которых слагается высшая нервная деятельность. Развивая синтетическую сторону вопроса, Павлов создал учение о системности-целостности в деятельности мозга и организма, о взаимоотношении систем, из которых слагается высшая нервная деятельность животных и человека в целом как отношение организма к действительности. До сих пор приходится встречаться с непониманием единства социального и физиологического в человеке. А это сохраняет лазейку для порочной теории двух факторов. Только понимание общественно-исторической сущности человека как системы общественных отношений и его организма, т. е. его естественной природы, сформированной общественными условиями, как аппарата этих отношений, обеспечивает правильный подход к человеку в его общественном и природном единстве. Избирательное отношение животных основывается на сложных безусловнорефлекторных инстинктивных образованиях и в известной мере на индивидуально-опытных условнорефлектор-ных биологически обусловленных механизмах нервной деятельности. Избирательность отношения человека зависит главным образом от его общественных условий, формирующих в мозгу человека сложнейшие динамические образования его прижизненного обусловленного опыта. Когда в педагогике, литературе, в быту говорят об отношениях, то имеют в виду эту личную избирательность, которая проявляется, как говорилось, главным образом в интересах, привязанностях, вкусах, потребностях и других психологически значимых моментах. Мы подчеркиваем, что проблемы избирательности поведения и деятельности представляют область более узкого понимания отношений и специальную проблему психологии. Разработка под этим углом зрения приведенных выше психолого-педагогических и других вопросов является важной задачей развития психологии. Рассмотрение потребностей, интересов, вкусов и т. п. как отношений человека в собственном смысле слова методически важно потому, что, освещая их именно так, мы в наиболее интимной области, так называемой личной активности, преодолеваем пережитки индетерминистического понимания, разрушая фикцию спонтанности и внедряем в эту область материалистическое и историческое понимание высшей нервной деятельности человека. Освещение вопроса о различных видах избирательных отношений человека, их материальной основе у человека, об их генезе в связи с особенностями общественно-педагогических условий представляет задачу особого исследования.
|
| ||||||||
Поиск по сайту: Скачать медицинские книги |
Врач - философ; ведь нет большой разницы между мудростью и медициной.
Гиппократ |