Глава.  IV. ЭТИОЛОГИЯ И ЭКОЛОГИЯ

      Итак, отдельно взятая внешняя причина  болезненного явления (травма, инфект, канцероген) не есть еще его этиология; само явление следует изучать лишь в единстве с вызвавшей его внешней причиной. Это значит, что причина явления всегда деятельна, что она органически, исторически связана с самым процессом, с его биологической сущностью.

      Все внешние причины, как и соответствующие патологические процессы, отнюдь не внешни и не случайны для заболевшего. «Эти процессы закономерны, они глубоко связаны с физиологией организма, являются продуктом истории, т. е. воспитания человека путем воздействия на него на протяжении миллионов лет травматических, факторов, микроорганизмов, канцерогенов  и прочих раздражителей внешней среды. Эта (внешняя среда к тому же в значительной мере создана самим человеком, и возникающие у него процессы являются лишь адекватным отражением его собственной экологии.

      Экология — область биологии, изучающая приспособительные процессы в организмах, находящихся в определенных внешних условиях. Так как возникающие у данного вида приспособительные структуры и функции приносят ему экономию, пользу, то это и дало законный повод Геккелю обозначить этот раздел биологии экологией.                                                            

      Экология тесно связана с эволюционной теорией. Основы экологии были заложены еще К. Ф. Рулье (1812—1859).

      Большое значение экологических исследований заключается уже в том, что они фиксируют внимание исследователя не на внешней среде или внешнем мире вообще (in toto), а на окружающей среде (Umwelt немецких авторов), т. е. на более или менее ограниченной части мира, где фактически формируются индивидуумы или виды и где осуществляются присущие им жизненные  процессы,   включая   патологические.

      Внешняя среда в экологическом ее понимании будет то очень ограниченной, например для комнатного растения, для домашнего животного, то более широкой (и все же ограниченной), например для (растений и животных, живущих на свободе. Для человека внешняя среда в принципе также будет ограниченной, но по своей широте она все же несравнима, а в отношении потенциальных возможностей, связанных с человеческим разумом, эта внешняя среда фактически уходит в космос.

      Все это усложняет не только экологический ансамбль, но и реальные связи человека с внешней средой, поскольку в процессе приспособления к факторам столь расширенного и все расширяющегося мира человек должен испытывать не только радости, но и трудности, а иногда и неудачи в самом приспособлении; этой неудачей и будет (болезнь как законное явление, как феномен, объединяющий факторы экологические с факторами этиологическими.

      Экологические факторы формируют виды, разновидности, классы, т. е. имеют прямое отношение к (классификации животного мира. Эти же факторы определяют в конечном итоге энергетические, обменные, регуляторные неструктурные процессы организмов.                            Организмы как бы осваивают, ставят себе на службу факторы внешней среды, используют основные закономерности материального мира (физические, химические), сберегая тем самым собственные энергетические ресурсы.

      Наглядным примером такого использования чужой энергии является использование микрофлоры кишечника, ставшей как бы дополнительным органом пищеварения и обмена   (например, витаминного)   у млекопитающих. Дыхание, многие обменные реакции являются другими примерами, иллюстрирующими использование организмами закономерностей внешнего мира, лежащих за .пределами  живого.

      И все же на чисто энергетической основе понять все формы органической регуляции невозможно. Возникла необходимость  в   специальных  исследованиях.

      Основным приемом экологических исследований является имитация естественных раздражителей в условиях опыта. Другими словами, раздражители, с помощью которых желательно получать, например, те или иные прочные условные рефлексы, берутся не вообще, т. е. не любые, а адекватные экологии данного животного. Так, для уток таким раздражителем является кряканье (но не метроном, не эфир), для лисиц — писк мыши, но не любой звук. Степень экологической адекватности одного и того же раздражителя по понятным причинам резко колеблется у различных видов животных.

      Из приведенных примеров следует, что и в рефлексе следует видеть не столько оградитель организма от вредных факторов внешней среды, сколько способ приспособления к этим факторам, т. е. выработку адекватных для данного животного ответных реакций. Это подразумевает адекватную (экологически специализированную) сигнализацию о раздражителе, определяющую самую возможность образования условных и безусловных рефлексов, необходимых для нормального функционирования организмов в определенной среде.

      Здесь же обрисовывается принципиальное отличие между реакциями «защитными» и «приспособительными». Если в первом случае сознательно или инстинктивно реакции организма направлены целиком на то, чтобы освободиться от гнета среды, от прямой угрозы жизни, то во втором случае факторы среды становятся факторами естественного образа жизни животного, обусловливающими биологическую тренированность организма. Защитные реакции подразумевают защиту от чего-то абсолютно чуждого организму, к чему невозможно приспособиться. Приспособительные реакции, наоборот, предполагают не только возможность, но и необходимость  приспособления  как формы защиты.

       В медицинской литературе мы обнаруживаем постоянное смешение этих понятий; таковы ссылки на защитные механизмы и реакции в тех случаях, когда фактически речь идет о типичных приспособительных реакциях.

      Биологическое значение этих реакций трудно переоценить. Этому будет уделена особая глава. Пока лишь отметим, что, только приспособляясь к внешней среде, организм      подлинно защищается. Только приспособляясь, т. е. повинуясь природе, человек может побеждать ее (Ф. Бэкон).

      Приспособительные реакции утверждают экологический и философский принцип единства организма и среды. Представление о «защитных реакциях», подменяющее представление о приспособительных реакциях, фактически отрывает организм от среды, противопоставляя их.                                                         

            Идея «защиты», подменяющая идею приспособления, нелепа не только потому, что она («защита») не осуществима, т. е. не реальна,  а  прежде всего потому, что фактически она является отрицанием развития.

      Если бы перед животным миром стояла альтернатива: абсолютный разрыв с микромиром или приспособление к нему, то инстинкт подсказал    бы    последнее. В противном случае пришлось бы животному миру все начать сначала, т. е. вновь приобретать все формы иммунитета, вновь закреплять его на протяжении тысячелетий и притом ценой инфекции, т.    е.    бесчисленных, жертв. Да и можно ли «допустить такое расточительство природы, чтобы считать, что каждое новое поколение начинает все сызнова» (И. П. Павлов в адрес   ученых, отрицающих эволюционную необходимость наследственного закрепления  некоторых    приобретаемых    свойств нервной деятельности).  Приспособление    снимает    это расточительство как в плане индивидуальной «защиты», так и в общем плане устойчивости вида, его самосохранения.  Приспособление  не  гарантирует  безболезненности самого процесса  приспособления,  но это не повод преуменьшать его значение как фактора    эволюции    и прогресса. Принцип экологической адекватности раздражителей обозначает, что «конечный эффект действия раздражителя  определяет не  столько,  его физическая    или химическая характеристика, сколько его физиологическая или экологическая значимость» (Д. А. Бирюков, I960). Другими словами, организм потому реагирует именно на данный раздражитель и притом так, а не иначе, что на протяжении многих поколений этот раздражитель сочетался с полезными для данного вида приспособительными реакциями.

      Подходя к проблеме этиологии с экологических позиций, т. е. учитывая принцип экологической адекватности раздражителя, необходимо признать, что и проблема этиологии по своему существу является проблемой биологической, эволюционно-исторической. То, что мы обозначаем картиной болезни (совокупность морфологических, физиологических, химических, иммунологических сдвигов), вся динамика болезни имеет глубокий экологический смысл. Эти картины болезни отражают историческую (экологическую) тренированность тех или иных функциональных систем, обусловленную длительным воздействием на организм соответствующих факторов.

      Брюшной тиф потому не похож на туберкулез клинико-морфологически, эпидемиологически, что обе болезни формировались, с участием разных функциональных систем тела, по-разному обеспечивающих симбиоз, т. е. сосуществование homo sapiens с микроорганизмами того и другого вида. Сосредоточение брюшнотифозного процесса в кишечнике, в желчных путях также соответствует интересам брюшнотифозной палочки, как сосредоточение туберкулезного процесса в системе дыхательных путей обеспечивает существование туберкулезной палочки в природе. И изменения кишечника при тифе, как и изменения легких при туберкулезе — это не «поражения» по антропоморфно-субъективным представлениям старой этиологии, а закономерное экологическое «сосредоточение» процесса, обеспечивающее существование видов.

      Из сказанного следует, что этапы приспособительных актов животных отнюдь не замыкаются рамками «нормальных» физиологических отправлений. Приспособительны по своей сущности и все те акты, которые по традиции и привычке мы относим к патологии. На примерах из области инфекционных заболеваний, например тифа, туберкулеза,  легко показать, что так называемые патогенетические принципы и механизмы, детерминирующие возникновение и развитие инфекции, отражают не просто случайность «попадания» того или другого инфекта в желудочно-кишечный тракт или в дыхательные пути, а прежде всего закономерность, отражающую экологическую, приспособительную сущность процесса, т. е. интересы обеих сторон.

      Логика учит нас, что причина всегда предшествует действию. Однако понятие этиологии, взятое в историческом и экологическом  аспекте, перекрывает это, формально лишь правильное положение: этиологический фактор — бацилла тифа, туберкулеза действительно предшествует «действию»; но подлинная причина этого «действия» раскрывается лишь в истории его, т. е. в далеком прошлом, когда по экологическим условиям такое действие стало необходимостью и закономерностью в сосуществовании данных видов в природе, Другими словами, патогенетические механизмы, лежащие в основе этих и аналогичных заболеваний, являются адекватным отображением этих действий на протяжении веков. На основе исторического «действия» (или, правильнее, взаимодействия) только и возможны индивидуальные случаи такого же «действия» на сегодня.                                                                             

      Анализ причин и следствий в области патологии приводит нас к признанию исторической обусловленности, т. е. закономерной необходимости, развития тех или иных патологических процессов в определенных условиях существования организма. Здесь же вскрывается и положение о принципиальной неделимости биологических явлений на физиологические и патологические, ибо, и те,  и другие являются естественноисторическими, т. е. «законными» по своей биологической сущности. Этот же анализ показал, что понятие «этиология» имеет очень богатое содержание и очень широкий объем, т. е. включает в себя большое количество факторов. Это, впрочем, не арифметическая сумма, а нечто целостное и изменчивое, основанное полностью на отношениях причины и действия.

      Человеческое сознание отражает причинные связи, существующие в природе. Но оно же часто упрощает эти связи, обедняет самые понятия, превращая их в банальную    принадлежность    словаря;    люди    вообще склонны придавать больше значения слову, чем понятию ¹. Этиология в наше на время и стала таким словом, обозначающим причину как нечто номиналистическое и онтологическое, оторванное от познания, от диалектической логики.

      Экологический аспект в проблеме этиологии наглядно подчеркивает, как «неопределенно» и даже «неуместно» слово «причина» в линейном ее понимании с естественнонаучной точки зрения (Н. Е. Введенский). Тот же аспект показывает, что причина не вещь, и не чья-тo сила, что это всегда отношение одной вещи к другой, причина — это то, что переводит возможность в действительность. Абстрактная возможность дана в любом этиологическом факторе внешней среды. Однако только знание конкретных соотношений является практической основой для раскрытия возможностей и превращения последних в действительность.