Психические явления

Прогрессивный паралич можно разделить на 4 периода: 1 период нейрастенический, при котором расстраивается внимание, понижается работоспособность, а также появляется неправильная психическая реакция, выражающаяся тем, что на незначительные причины больной может очень остро реагировать, при чем этот стадий можно разделить на два периода: период депрессии и период экзальтации. Нейрастенический период может тянуться несколько лет, и болезнь переходит постепенно во второй период — бредовой, при котором и настроение больного, и его поведение в полной мере зависят от состояния экзальтации или депрессии. В состоянии депрессии больной пассивен, угнетен, у него появляются мрачные мысли. В период экзальтации настроение больного радужное, все он видит в розовом свете, неправильно оценивает свое болезненное состояние, и в это время присоединяются бредовые идеи величия. Вначале больной переоценивает свою личность, а потом уже считает себя не тем лицом, каким он является на самом деле, предполагает, что он очень богат и т. д. Данная болезнь неизлечима и неизбежно приводит больного к роковому концу. Природа как будто сама позаботилась о том, чтобы больной не чувствовал тяжести своего заболевания, она дала ему бредовые идеи, спасающие его от плохого настроения. В этот период иногда присоединяются и галлюцинации. Но независимо от тех симптомов, которыми сопровождается болезнь, у больного под влиянием внутренних причин может наступить ремиссия, выражающаяся в кажущемся выздоровлении. Состояние ремиссии может продолжаться в течение нескольких месяцев, и затем больной вновь заболевает, что может повторяться несколько раз.

Следующим периодом болезни является слабоумие. В этом периоде резко ослабляется критика, соображение, память, комбинаторные способности и внимание; сознание, настроение и поведение зависят всецело от тех идей, которые преобладают в данное время. Обычно, пышный бред второго периода постепенно распадается, и от него остаются только клочки. Больной постепенно переходит в четвертый стадий— паралитический, в котором появляются контрактуры, параличи, пролежни и др. физические симптомы. Психическая же жизнь почти совершенно угасает, и больной представляет из себя лишь форму человека.

Творчество стоит в полной зависимости от периода заболевания. Нейрастенический период является самым лучшим в смысле творчества, потому что он мало отличается от здорового состояния. Многие больные, поступающие в больницу в конце этого периода, дают интересные образцы своего творчества.

Больной К., железнодорожный машинист, никогда не интересовавшийся стихами и не писавший их, неудержимо побуждался к творчеству, и листы бумаги, которые давались ему, он заполнял стихами, писал их довольно быстро; все они написаны почти без помарок. Вот образцы некоторых из его произведений

„Я совершено в вашей власти,

И жизнь моя у вас в руках;

Вы дадите вместо сласти,

Яд приятный в порошках;

После этого известно,

Ваших глазок не видать,

В могиле мне не будет тесно,

Я буду там спокойно спать.

Не буду слушать пьяный гул

Племянников своих разгул...

Наследство вызовет лишь смех,

В пылу разгула и потех.

Наследство откажу я вам

За поцелуй ваш в губки сочный

Конец стремленьям и мечтам,

И там же нет любви заочной.

Стих у дяди своего украл,

Когда он в больнице умирал.

Наследство доктор не отдал,

Теперь я нищим совсем стал.

Дядя мой совершеннейший дурак,

Каналья поступил не так.

Зря наследство отказал,

Жить без денег приказал.

Доктор отравил его каналью

И не помянул даже печалью".

К концу больной утомляется, а потому страдают и размер, и рифма.

Сияние во мраке.

„Не стремлюся быть поэтом;

Мрачно все на свете этом.

Жизни гнусные грехи

Не стремлюсь включать в стихи.

Везде, куда ни посмотрю:

Мрачно, грустно, прозаично.

Я Вас одну, одну люблю,

Пылко, страстно, безгранично.

Все остальное безразлично,

На свете этом прозаично.

Хотелось бы и мне

Найти сияние во мраке;

Проплыть по жизненной волне

И с нею не погибнуть в драке.

Скажу с печалью и не ложно,

Без вас все это невозможно:

В мрачном жизненном пути

Без вас сиянье не найти.

Вы пречудный идеал.

Для вдохновения поэта;

Я восхищенье восприял,

Увидевши сиянье света

Рисуя чудный силуэт,

Нахожу один ответ:

Милее вас на свете нет

Шлю восторженный привет,

Предвзятости в котором нет

И сохраняю в груди завет

Что вы во мраке чудный свет.

Везде сияющий идеал

Как моисеевский скрижал.

Любовь моя не изменима,

В ней нет предела и конца.

Как святость райского венца,

Она ничем неизмерима.

Бесконечна, как окружность;

От центра сердца не уйдет.

Час испытанья она ждет,

Чтоб освятить свою наружность

И доказать что и кристалл,

В сравненьи с ней не идеал.

Она так чисто бьется к вам,

Как пылкий к богу Авраам.

Стремяся к высшему блаженству,

К чертогу неба, совершенству,

Занес над сыном свой кинжал.

Чтоб сын любимый в жертву пал.

Так и моя любовь

С такою жертвою стремится,

Она ничуть не изменится

И не застынет в сердце кровь.

Моей любви границы нет:

Я люблю вас беспредельно.

Я не могу смотреть на свет

И на мир от вас отдельно.

Все это правда, не химеры,

Я вас люблю и больше меры.

От истины далека ложь,

Без вас минута не в терпеж.

Перешла любовь границу:

Я вижу в вас мою царицу...

Перешла и страсть предел:

Я от любви почти сгорел...

Сердце просится наружу:

Не застынет оно в стужу,

Пламенеет оно к вам:

Вам и жизнь мою отдам.

Клянусь душой моей больною,.

Ваш чудный милый взгляд,

Как обаяние наяд

Владеет страстно надо мною...

Без него я стону, ною

Грудь бушуется волною.

Как скрягу каждая монета

До жгучей радости прельщает,.

Как рай пророка Магомета

Движенье Ваше обольщает.

Взор улыбкою небесной

Излечит тяжкие мечты,

Бальзам целительно чудесный

Исполнен чудной красоты

Как богине красоты.

Чудной красоте Венеры,

Стремятся страстные мечты

Беспредельно и без меры.

Песнь моя еще не спета,

Я буду продолжать так:

Вы для меня сиянье света,

Вокруг же беспредельный мрак.

Мрак давно над мной витает:

Он душу, сердце растравляет...

Я к заключению приду:

Без вас сиянье не найду.

Любовь во мраке есть светило,

Когда бы сердце чисто было,

Но с грустию скажу вперед.

Никто такого не найдет.

Есть определенная случайность.

Питает сердце и добро,

Но это только чрезвычайность

Больше все приносит зло.

Мое же сердце как кристалл,

Бьется к Вам чистейшей кровью...

Вы мой волшебный идеал.

Я к Вам одной горю любовью.

И чисты сердца увлеченья

Без предела и сомненья.

Тяжесть грусти неприязно

В грудь забивается мою,

Я вас одну, однообразно,

С пылкой страстию люблю.

Что на свете сем бесспорно,

Скажу Вам истинный ответ,

Я люблю Вас не притворно,

Вы для меня сиянье свет.

О дайте же скорей ответ:

Я страдаю же невольно:

Жизнь полна мирских сует,

А с Вами быть везде привольно.

Влейте же любовь в сердечко,

Мрак освятите наконец,

Я предлагаю Вам колечко,

И стал бы с Вами под венец

И было бы сиянье света

В мрачном жизненном пути...

Какого ждать от Вас ответа.

Куда мне с мыслями идти.

***********

Дорогая моя милка

Я люблю Вас очень пылко

Очень пылко и мятежно,

Очень страстно, очень нежно,

Неограниченно, прилежно,

Бесконечно и безбрежно,

Упоительно и нежно

И ничем неопределенно,

Прямо, стройно, однотонно,

Многогранно, многотонно

И ничем неопределенно

И решенью не деленно

Я люблю Вас многогранно

Монотонно, безгранично

Я люблю Вас страстно, гранно,

Очень пылко и прилично.

Я люблю Вас очень нежно,

Очень пылко и прилежно,

От Вас смерть мне неизбежна.

Потому что очень нежно.

Я люблю Вас без прикраски,

Хороши приятны глазки,

Это чудные лишь сказки,

И волшебные прикраски

Я люблю Вас не напрасно,

Но неограниченно ужасно

Не напрасно, не напрасно

Очень красно, очень красно.

Очень мило и прекрасно

Не напрасно, не напрасно

А ужасно и опасно.

Но приятно и негласно.

И опрятно и понятно

Очень пылко, очень внятно

От любви же вдохновенье,

Каждый раз и вне сомненья

В одно прекрасное мгновенье

Даст мне негу опьяненье

Мир мелодий появленье

Звуков чудных отраженье

Песнопенье, песнопенье

Восхищенье, восхищенье,

Впечатленье, впечатленье,

Без сомненья, без сомненья

Изображу на лире я

В пылу и страсти и огня

И жизнь свою кляня,

И виденье то виня

Прокляну тогда тебя,

Хоть и неограниченно любя,

К тебе стремлюсь я мятежно,

Бурно, пламенно безбрежно,

Неопределенно, бесконечно,

Неограниченно и вечно

Пылко страстно и сердечно,

Долго, долго не скоротечно".

В последнем стихотворении больной пользуется немногими словами, которые и повторяются в однообразных комбинациях. В это время его болезненное состояние резко ухудшилось.

Еще больной М. Этот больной поступил с более резкими симптомами проявления данного заболевания. Он начал с того, что написал несколько доносов на своего знакомого, по его мнению, укрывающегося от военной службы; спустя некоторое время, когда состояние его здоровья несколько улучшилось, он понял, что поступал неправильно, а потому и просил считать прежние его заявления недействительными, так как он их написал в состоянии „невменяемости". Он тоже является железнодорожным служащим, у него тоже был период творчества, проявлявшийся в написании ряда рассказов, образцы которых и приводятся.

Едем с облавой на волка и лисицу.

Лошадь подо мной арабской породы — стрелецкого Конно-Государственного завода.

Обложен: человечий след, по Дудникову балку; рядом, пеший охотник письмоводитель Начальника Дистанции, дорожный мастер, в Гарбе одиноко сидел доктор-акушер и сосал сигару, безучастно и пассивно относился к охоте; только изредка бросал свой взор на меня и что-нибудь шутил.

Начался гон по волку; поэтому я просил доктора сохранить тишину, гон шел на меня; собак держу на своре и центрального боя ружья наготове; конь фыркнул; за это я передернул удила и дал в бок плеть... Смирно скомандовал я и взглянул на доктора, который вместе с охотником взобрался на огромный дуб, я улыбнулся. Конь фыркнул и бросился в английском седле, — волк в сторону и чистое поле, по Дуднековской балке, я спустил собак; от выстрела сдержался и погнал за зверем, в 1/2 версте нагнал матерого волка с высунутым языком, собаки смело окружили: левая взяла первая за ухо зверя, я соскочил и вложил зверю мунштук и надел намордник, стреножил и положил в седло, поехал к главному виновнику охоты; он стоял на дрожках и увидев меня с радостью поздравил и, между прочим, заметил, что в хуторе Маслове нас ждут на Коледу".

Во всех написанных больным рассказах он играет главную роль, но это не действительность, а переоценка личности.

Больной — малограмотный железнодорожный служащий, поступил в больницу с значительным распадом интеллекта, а потому его творчество невысоко, но все же его влекло к писанию, и он давал то, что мог.

Бредовой период является также периодом творческим. Творчество этого периода характеризуется, как было сказано выше, переоценкой личности и бредовыми идеями величия. Вот некоторые образцы данных произведений.

“От великого до смешного один шаг.

Гений и безумие одно и то же.”

Обращение к Вечному и Великому духу Толстого.

Великий воплотитель Любви ко всякому дыханию. Гордость и слава своей родины. Ты много людям сделал добра, но то непостижимое для человеческого разума начало, которое интуитивно называют богом, дало Тебе не все. Под конец своей жизни земной, имея уже всемирную славу, Ты заболел не выгодной для временной жизни человека на земле душевной болезнью — манией опрощения. Счастье для людей, признавших в тебе гения, что ты заболел такою скромною болезнью; но мог заболеть и манией беспутства или распутства и такая болезнь есть. Тебе поверили бы, как гению, познавшему Истину, и ты бы принес еще больше вреда. Зачем ты русского гения обул в лапти. Между тем как американский гений является властелином всех земных благ, данных Богом для поддержания временной жизни на земле. Великая Россия не беднее Америки природными полезностями, которые необходимо превратить в ценности на удовлетворение потребностей, а для этого нужен труд— таже молитва. Бог любит молитву, да не такую, какую мы творим: Бог любит труд.— Святая Русь издревле славилась богатырями и всегда была богатырской, поэтому странно, как через столько сотен лет ее гений оказался в лаптях. (Лаптях) Искренне жаль.

Надо трудиться на благо и славу".

Он же:

„Из огня тот выйдет невредим,

Кто с вами день пробыть сумеет,

Подышит воздухом одним

И в нем рассудок уцелеет.

Эти слова подтверждаю через 101 год и имею право прибавить к своей фамилии имя бессмертного человека, переживаниями которого я жил всю сознательную жизнь, о чем войду с ходатайством в установленном законом порядке, всеподданнейшим ходатайством, о санкции Верховной Властью этой фамилии для моего потомства и моего многочисленного рода. И с полным убеждением говорю, что к этой фамилии через известные, более или менее длинные периоды будет прибавляться новая фамилия передового человека, который силою закона социальной капиллярности вынужден будет повторить слова Чацкого (этот закон интуитивно открыт мною — потрудитесь доказать, что он был известен раньше — на этом базируется расширение кругозора моего миропонимания)".

У больного яркий бред величия: он считает себя великим мыслителем, он претендует на фамилию знаменитого человека, потому, что сам себя считает знаменитым тоже, он уже лишен возможности точно оценивать факты действительной жизни, бред величия овладел им, и недалек момент, когда его личность потерпит новый ущерб и начнет

неудержимо распадаться, тогда и яркость бредовых идей начинает постепенно меркнуть.

Пышный бред величия разыгрывается у следующего больного, и он облекает его в формы, пленяющие его воображение. Он царь. Нужно добавить, что душевнобольные охотно считают себя царями, оно и понятно, так как бредовые идеи величия, обычно, выливаются в неприемлемые формы. Вот как он рассказывает о своем венчании.

„Церемониал Моего Венчания с Ее Императорским Высочеством Еленою Владимировною в первый день октября 1902 года.

В означенный день с десяти часов утра ко всем заставам г. Москвы отправить усиленный наряд жандармов и по 1 орудию батареи для того, чтобы в город более не имели возможности пройти Мои крестьяне из селения на Меня посмотреть и на Мою невесту. Я прекрасно знаю, что венчаться буду Я и Моя Невеста Ее Императорское Высочество Великая Княжна Елена Владимировна и что им нет никакой надобности знать как Я буду одет и как будет одета Моя Невеста. Кроме того Я вообще заметил, что они слишком ведут себя неприлично: бунтуют, поджигают дома помещиков, плохо слушают Начальство: Губернаторов, Губернских Предводителей Дворянства, Уездных Предводителей Дворянства, Вице-Губернаторов, Членов Суда, Прокуроров, их Товарищей, Судебных следователей, земских начальников, лиц, заседающих по воинскому присутствию, исправников, становых и урядников, так что против них нужно высылать войска. Поэтому Я их на свадьбу не приглашаю, как бы хотел вначале. А даю им 33-летний срок владения теми землями, которыми они пользуются и с которых они не имеют право отлучаться без надобности, никогда, на прежних основаниях с взносом всех податей, оброки и всего по прежнему положению. Это первое. Затем Я извиняюсь перед Обществом Моим, что Я отвлекся от точных церемониальных Моих предначертаний. Одновременно с выездом жандармов и батарей назначить наряд полиции так же, как было в день Моего входа в Кремль во всех городах России. Затем собираться в Б. Императ. Кремлевском Дворце, всем имеющим приезд ко Двору I чинам Двора, церемонимейстерам и пр. по прежним церемониалам, котрые пойдут впереди Моей Невесты Ее Императорского Высочества В. К. Елены Владимировны с Ее родителями и братьями, которым быть в их форме парадной, в орденах. За ними последуют все Великие Князья по усмотрению Е. И. В. Вел. Кн. Алексея Александровича, затем мои шафера Е. И. В. В. К. Константин Константинович, Мои Товарищи по Министерству Общ. Работ С. И. Ельманов и Евг. Фед. Баянов-Богданов и Николай Владимирович Покатилло

с пажами. Затем шафера Моей Невесты Е. И. В. В. К, Дмитрий Константинович, Константин Николаевич Покатилов с супругою, Владимир Николаевич Покатилов с супругою, Е. И. В. В. К. Александр Михайлович с пажами и затем все Иностранные Представители Держав по усмотрению Министра Иностранных Дел, затем Супруга покойного Имп. Алекс. III и супруга ныне Госуд. преступника Александра Федоровна с сестрою только. Затем все офицеры всех гусарских полков, имея во главе Царскосельск. Моего Императорского Величества полка с его командирами.

Произвожу в полковники за храбрость Алекс. Генад. Львова. За ними до церкви все Кавалергардские, Кирасирские и Конно-Гренад. полки и их офицеры в церковь с обнаженными палашами. При чем для любопытных наряд полиции усиленный. Уланы, драгуны, артиллеристы с орудиями, казаки Донские, Черноморские, Сибирские и пр., Перлов-юкий полк в полном составе офицера в церковь направо от меня т.е. от возвышения во главе с Военным Министром К. И. Шуйским и Моим другом Алек. Павл. Макаровым".

Вышеприведенные примеры касались писаний больных, но больные выражают свои мысли и идеи не только писанием, но и красками и формами.

Больной, окончивший училище живописи, ваяния и зодчества, поступил в больницу в спутанном состоянии и в первые дни своего пребывания, несмотря на предложения, не рисовал, но через несколько дней, когда состояние его здоровья несколько улучшилось, он начал рисовать. Больной был в ажитированном состоянии, и это отражалось на его рисунке. Он рисовал, главным образом, движение. Вначале рисунок представлял из себя обычный примитив, выполненный им карандашей или одной, двумя красками. По этим рисункам нельзя судить, чтобы их рисовал человек, владеющий красками и кистью, ибо примитивность рисунка относится как к выполнению формы, так и к цветистости гаммы. Далее рисунок стал значительно улучшаться, и замысел и выполнение постепенно усложнялись. Этот же период расчленяется на две части: одна из них характеризуется темными красками и выражает депрессивное состояние больного. Постепенно усложняется как самый рисунок, так и его форма, а также изменяются и краски, которые приобретают более яркий колорит. В конце концов больной дает очень интересные образцы, свойственные экзальтации.

У больного несколько раз менялось настроение: он впадал то в состояние депрессии, то в состояние экзальтации, и всегда перемены в настроении одинаково отражались на его творчестве, в котором мрачные краски чередовались с яркими. Иногда больной впадал в игривое настроение, и он рисовал фигуры различных национальностей, здоровающихся друг с другом. В период религиозных идей он, обычно, давал рисунки соответствующего содержания.

Очень часто больной рисовал животных, и по их выполнению можно было судить о состоянии его здоровья. Как далее больной переходит к изображению фигуры человека при чем начинает рисунок в виде примитива и пользуется почти одним красным карандашом. Потом он начинает пользоваться красками, но все же первые рисунки представляют из себя примитивы. В зависимости от улучшения его состояния улучшается и рисунок. В конце концов он доходит до очень интересных образцов, действительно характеризующих художника, владеющего кистью и красками. Рисунок, изображающий хоровод, отразил различные состояния больного; первый рисунок дан раньше, больной находился в плохом состоянии здоровья, 2-й рисунок написан в период ремиссии. К сожалению, первый рисунок по техническим соображениям не воспроизведен (табл. I, рис. 1).

Он же дал несколько рисунков, олицетворяющих сказку. (Рис. 12, 13, 14).

Иногда больной впадал в эротическое состояние, тогда он давал рисунки соответствующего содержания.

Этот же больной в период ремиссии дал очень интересный рисунок (interieur).

Спустя некоторое время он дал рисунок, изображающий „грезы больного" (табл. II, рис. 1 и 2).

Этот больной был очень плодовит, и на его рисунках можно проследить различные фазы его болезненного состояния.

Есть еще больной Г.— артист по профессии. Он поступил в период бреда, со значительным распадом личности. Его рисунки представляют значительно меньший интерес, так как он в большинстве их перерисовывал из журналов; но некоторые рисунки он создавал сам, и на этих образцах можно видеть, как он вначале осторожно подходил к рисунку, выполняя его одним черным карандашом, а затем постепенно усложнял как форму, так и красочность гаммы. Смотря на эти рисунки, видно, что состояние больного постепенно улучшалось: его комбинаторные способности, вначале слишком поврежденные, постепенно восстановлялись, и он переходил как к сложности рисунка, так и к сложности красок. Один из его рисунков воспроизводится (рис. 15).

Еще больной — художник, поступивший в период бреда с резко распавшейся личностью. В начале он давал интересный рисунок красками; но личность его очень быстро распадалась, и больной перестал пользоваться красками и перешел на рисование карандашом. Потом он уже не мог рисовать и давал одни черточки. Первый и один из последних рисунков воспроизводятся, по ним можно судить о начале работы и о ее конечном результате (табл. III и рис. 16).

Прогрессивный паралич не дает высоких образцов творчества, но бывают случаи, что больной понуждается к творчеству особенно в период экзальтации, и тогда врач должен утилизировать данное состояние больного, и от его умения и находчивости будет зависеть получить от больного образцы его творчества. Если же больной будет предоставлен самому себе, то он может перейти к творчеству разрушительного характера: он будет рвать белье, бить окна, нападать на соседей, служебный персонал и т. д. В период ремиссии творчество больных значительно повышается и доходит почти до нормы. Бредовой период богат творчеством, но творчество это уже несет на себе отпечаток резко поврежденной критики; поэтому творчество это часто уклоняется от реальности и переходит в область фантастики, особенно в отношении оценки собственной личности. При прогрессивном параличе не бывает таких моментов, которые позволяли бы больному создавать что-нибудь очень большое, обогащающее науку, исскуство или технику новыми, высокими ценностями. Таких моментов в прогрессивном параличе не бывает. Оно и понятно: данное заболевание разрушает головной мозг; благодаря этому нарушается психическая жизнь субъекта и вместе с тем разрушается и творческий процесс, и если произведения больного мы называем творчеством, то только потому, что больной побуждается к данным занятиям и, творя, он переживает приятные эмоции. В виду того, что эти симптомы характеризуют творческий процесс, мы называем работу больных при прогрессивном параличе творчеством. Это творчество постепенно угасает, так же как постепенно угасает и жизнь больного. До сих пор мы не имеем верных средств для лечения этого тяжкого недуга.