XI. Память

Память. Содержание понятия памяти. Память органическая и сознательная. Запоминание, воспроизведение, узнавание, забывание. Типы памяти; ее общие свойства. Аффективная память. Индивидуальные различия памяти. Память мужчин и женщин. Связь памяти с возрастом. Изменение памяти в старости. Закон Ribot. Примеры замечательной памяти; Inaudi, Диаманди, Rückle. Различная сила памяти; несовершенство воспроизведения; определение периодов времени; пробелы и иллюзии воспоминания. Биологическая основа памяти (Ribot, Meumann, Offner, Semon).

В главе VIII было сказано вкратце о способности памяти, выражающейся в удерживании или запечатлении в психике человека различного рода психических процессов, в ней происходящих, и находящейся в несомненном соотношении с теми следами, которые развиваются и остаются в основных элементах коры головного мозга, в связи с теми биологическими процессами, которые являются субстратом душевной деятельности. Способность памяти заслуживает более подробного изучения.

Словом память обозначается весьма сложное понятие: во-первых, сюда относится способность запечатлевать, удерживать, сохранять восприятия, впечатления, вообще, процессы душевной деятельности, способность запоминать; во-вторых, к памяти относится способность воспроизведения, репродукции воспоминания того, что было раньше удержано или зафиксировано; только при наличности способности воспроизведения можно судить о функции запоминания, так как промежуточный процесс, процесс покоящихся в памяти впечатлений, ускользает от сознания; в-третьих, к памяти относится локализация впечатлений, отнесение их к прошлому (Ribоt²⁰⁵)), способность узнавания.

Три указанные способности, вместе взятые, составляют собою полную память.

Фиксирование впечатлений есть свойство центральной нервной системы, лежащее в основе памяти; поэтому некоторые психологи, как, напр., Ribot, различают память органическую, т.е., биологический процесс, независимо от сознательного характера связанной с ним психической деятельности, и память сознательную, психологическую, как душевную способность, независимо от биологического процесса, лежащего в ее основе. В сущности, по признанию самого Ribot, предложенное им расчленение памяти различается лишь присутствием или отсутствием элемента сознаваемости. Для того, чтобы ощущение, представление или любой психологический процесс запечатлелся, иными словами — вошел в содержание удерживаемых памятью событий, сделался ее достоянием, необходимо, чтобы он удовлетворял ряду условий: прежде всего, он должен обладать известной силой, иначе он пройдет бесследно; далее, он должен продолжаться известное время, так как, будучи чрезмерно быстрым, он также останется не отмеченным; он должен вступить в связь с другими элементами содержание сознания ²⁰⁶). Этими главными условиями определяется запоминание и создается расположение ²⁰⁷) к воспроизведению или извлечению из запаса памяти его содержимого в различных сочетаниях. Запоминанию способствует в весьма значительной степени повторность впечатлений, их ритмичность. Еще важное условие заключается в сосредоточении внимания на известном процессе или, вернее, в привлечении внимания известным раздражителем. Остается еще одно условие, с которым связывается прочность запоминания и установления ассоциативных связей; это условие выражается в чувственной, эмоциональной окраске известных впечатлений, в развивающемся в связи с ними нервно-психическом тоне*). Наличность известного интереса к предмету, эмоциональная окраска, связанная с восприятием, обусловливает прочность запечатления, прочность запоминания.

Репродукция или воспроизведение связано теснейшим образом с ассоциативными процессами, так что условие течения и возникновения ассоциаций (гл. VIII) являются в то же время условиями воспоминания**). Кроме законов ассоциации, в рассматриваемом психологическом процессе очень важное значение имеет уже разобранный в гл. VIII процесс констелляции, группирования представлений, состоящий из ряда элементов и являющийся одним из довольно сложных процессов душевной жизни.

Узнавание по Ribot является условием, завершающим процессы памяти; без наличности других ее элементов самостоятельного значения оно иметь не может. Узнавание приближается к репродукции, составляющей значительную часть содержания этого процесса; узнавание заключается в признании известных впечатлений знакомыми, в отождествлении их с теми представлениями, которые возникают в сознании при восприятии этих впечатлений; узнаются впечатления, вызывающие аналогичные ассоциации, повторно вызывающие сходные представления; фактически эти представления могут быть не строго тождественными, но суб'ективно признаются, как таковые.

Важное условие памяти и в то же время ее необходимое свойство есть забвение или забывание; оно заключается в том, что с течением времени впечатления, как бы стираясь, постепенно исчезают из памяти, воспроизводятся все с большим и большим трудом, наконец, способность вспоминать их утрачивается. Это свойство памяти представляется нормальным и естественным явлением, оно находится в тесной связи с факторами, определяющими прочность запоминания, и особенно тесно связано с временем, про которое недаром говорят, что оно сглаживает все. Ribоt основательно замечает, что если бы мы все удерживали в памяти, то в конце концов мы лишились бы возможности вспоминать, так как для воспроизведения какого-либо представления пришлось бы каждый раз воспроизводить весь длиннейший и сложнейший ряд представлений, отделяющий настоящий момент от воспроизводимого представления*).

Память различных людей отличается по своей обширности, своему богатству, и по своей силе; чем большее количество воспроизведений присуще данному лицу, тем обширнее его память; чем продолжительнее удерживаются полученные впечатления, тем легче могут воспроизводиться наиболее давние впечатления, тем прочнее, тем сильнее память, которая и характеризуется своей обширностью и силой ²⁰⁸).

Одни люди легче запоминают впечатления, полученные ими при посредстве зрения, другие - при посредстве слуха, третьи лучше всего запоминают читаемое, если зрительное чтение сопровождается повторением читаемого про себя, не вслух, а лишь сопровождается речевыми движениями, необходимыми для произнесения слов; сообразно с этим вырисовываются три типа памяти - зрительная, слуховая и двигательная или моторная память; лица первого типа, передавая прочитанное, вызывают в своем сознании его зрительный образ; вторые воспроизводят слуховые представления; нередко наблюдаются смешанные типы, выражающиеся в сочетании, напр., слухового типа с моторным; об этих свойствах памяти будет еще говориться ниже. Есть лица, прекрасно запоминающие и воспроизводящие показанные им краски и цвета, но которые не в состоянии воспроизвести слышанную ими простую мелодию, и обратно, лица, обладающие прекрасной музыкальной памятью при слабой зрительной. Чаще всего встречаются лица с памятью смешанного типа, с некоторым преобладанием одного вида памяти над другими.

Истощение и утомление отражаются на памяти отрицательно, заметно её понижая; наоборот, отдых, улучшение состояния питания, приводят к благоприятным результатам, повышая функции памяти.

Специальные исследования показывают, что, если предложить запомнить ряд слов или цифр и попросить воспроизвести этот ряд по памяти, то лучше всего воспроизводятся первые и последние слова и цифры ряда, затем находящиеся ближе к последним, приблизительно в обратном порядке. Это наблюдение неоднократно подтверждалось многими исследователями.

Взрослый человек воспроизводит ряд из 8-10 букв, слогов, слов, если он не упражнялся предварительно в их воспроизведении; упражнение повышает способность воспроизведения до 13-14 слов; большое значение имеет при запоминании характер запоминаемого материала, его осмысленность; так, воспроизведение букв или цифр достигает количества 13-14, бессмысленных слогов - 8-9, слов - до 12, стихотворений - до 24 слов, прозы - до 36 слов (Meumann**)).

Если, давая исследуемому лицу запоминать ряды слов, букв или слогов, подвергнуть изучению его способность воспроизвести данные ряды через различные промежутки времени, получаются весьма интересные результаты; много труда изучению памяти в указанном направлении посвятил Ebbinghaus²⁰⁸), но результаты его исследований за последнее время подвергнуты критике Meumann'ом***), в психологической лаборатории которого при опытах, поставленных более тщательно, получились несколько иные результаты. Исследуя способность воспроизведения рядов заученных слогов через 5—20 мин., через 1—8 часов, через 1—120 дней, Meumann выяснил, что забывание идет, наростая, до 8 часов, так как через 8 часов забывается 52,6% заученного материала; через сутки забывается только 32,2%; такое парадоксальное на первый взгляд явление об'ясняется тем, что в течение дня (8-ми часовой срок) развивается общая усталость, препятствующая воспроизведению, за сутки же человек успевает отдохнуть, и ассоциации за это время успевают лучше закрепиться; дальнейшие исследования показывают, что степень забывания, получающаяся через 8 часов, достигается лишь через 6 дней (50,7%), и то лишь приблизительно; почти полное забывание воспринятого материала, конечно, не возобновленного повторением, наступает через 120 дней (97,2%).

Для закрепления в памяти рядов слогов требуется определенное количество повторений, уменьшающееся с каждым днем; так, для заучивания наизусть 24 слогов требуется 21,6 повторений (в среднем), для возобновления их в памяти на второй день необходимо 4 повторения, на третий — 1, на четвертый — 0,7 и т. д. По исследованиям Ebbinghaus'a длинные ряды запоминаются лучше; так, ряды в 36 слогов запечатлевались вдвое лучше, чем ряды в 12 слогов; осмысленный материал запоминается лучше и легче возобновляется в памяти, т. е., с затратой меньшего числа повторений, чем то необходимо для рядов бессмысленных слогов.

Ribоt был выдвинут интересный вопрос о так наз. аффективной памяти или памяти чувствований; ему же принадлежат и первые опыты и исследования в этом направлении. Исследование показало, что 60 человек из 100 могут воспроизводить вкусовые и обонятельные образы, при чем 12% воспроизводят любые из этих образов по желанию. Чувство голода воспроизводится в половине исследованных случаев, чувство жажды — чаще; большинство не помнит болевых ощущений, но есть лица, воспроизводящие их весьма живо. Большинство не воспроизводит аффективных состояний, эмоций, как таковых, а вспоминает связанные с ними события, иногда лишь сообщая им легкую эмоциональную окраску; но встречаются лица, несомненно обладающие настоящей аффективной памятью, действительно переживающие в воспоминании известную эмоцию. Такие лица должны чаще встречаться среди артистов сцены, музыкантов-композиторов. Ribot приводит пример Littré, испытавшего в возрасте десяти лет сильную печаль, вызванную гибелью сестры при весьма потрясающих обстоятельствах; в преклонном возрасте это событие возродилось в его памяти с мучительною печалью, вызвавшею у него слезы.

Ribоt выделяет ложную аффективную память, заключающуюся в представлении события с присоединением к нему аффективного отпечатка, отличая ее от настоящей, заключающейся в действительном воспроизведении прежнего аффективного состояния с присущими ему чертами; в первом случае скорее вспоминается самый факт, наличность эмоции, во втором случае переживается самая эмоция. Ribоt допускает существование аффективного типа памяти, подобно зрительному, слуховому, моторному²¹⁰).

Чувственная память выделяется и новейшими авторами (Meumann*)), придающими памяти специальные функции, как чувственная память, память ощущений времени и пространства, конкретных объектов, отвлеченных абстрактных знаков, символов, имен, чисел, слов, памяти ощущений внутренней жизни и ее процессов (эмоциональная память).

Не у всех людей и не при всех условиях способность памяти представляется тождественной; напротив, с ней связывается ряд индивидуальных особенностей. Выше уже было сказано о зрительном, слуховом и моторном типах памяти; индивидуальные особенности выражаются также в скорости запоминания и в скорости забывания, неодинаковых у различных лиц: одни запоминают быстро, другие запоминают медленно, одни очень быстро, другие — очень медленно; специальные исследования показывают, что первые и забывают быстро, вторые же гораздо прочнее и дольше удерживают в памяти то, что они запомнили. Такая индивидуальная особенность обусловливается до известной степени различным у различных лиц развитием способности сосредоточивать внимание на запоминаемом об'екте. Из этого общего правила встречаются исключения, а именно, бывают лица, быстро запоминающие и медленно забывающие и обратно — медленно запоминающие и быстро забывающие (Meumann, Offner). Упражнение при помощи различных методов может способствовать развитию и укреплению памяти.

Дальнейшее индивидуальное свойство памяти заключается в ее отношении к содержанию запоминаемого: так, одни лучше и легче запоминают мелодии, чем цвета, или наоборот, другие хорошо запоминают лица и плохо помнят имена, третьи обладают особенно хорошей памятью на числа, хронологические даты, но в то же время с большим трудом заучивают стихотворения или прозу; взгляда, брошенного на шахматную доску, для некоторых лиц оказывается достаточно, чтобы хорошо запомнить расположение фигур, другие, мельком взглянув на изображение растения или животного, воспроизводят его в деталях. Ниже будут приведены примеры замечательных и исключительных явлений в области такой индивидуализации памяти.

Исследования показывают, что существуют различия между памятью мужчин и женщин. У мальчиков первое место занимает память на предметы, потом слова зрительного содержания, затем слухового, далее — память звуков или тонов или чисел, отвлеченных понятий и, наконец, память чувств. У девочек первое место занимают слова зрительного содержания, затем следует память предметов, звуков, чисел и абстрактных понятий, память на слова слухового содержания, тактильные и двигательные представления и, наконец, чувства. В общем, по Meumann'у, сначала девочки запоминают лучше мальчиков; так продолжается до 13—14 лет, когда мальчики начинают догонять девочек, даже слегка их перегоняют. По наблюдениям некоторых авторов репродукции у женщин совершаются быстрее, чем у мужчин.

Что касается развития памяти соответственно возрасту, то большинством авторов отмечается, что впечатления с трех — четырехлетнего возраста могут удерживаться в течение всей жизни; только в отдельных случаях приводятся примеры репродукций более раннего возраста, в виде отдельных, отрывочных воспоминаний, даже относящихся к возрасту 6—8 месяцев (!); к таким крайним указаниям, конечно, можно отнестись с весьма законным сомнением, появление же у детей в возрасте 2-2 ½ л. в известной обстановке воспоминаний, связанных с этой обстановкой и относящихся к возрасту в 1-1 ½ года, приходится наблюдать несомненно. Несомненно также, что некоторые яркие события из жизни первого детского возраста запоминаются довольно детально на всю жизнь, хотя бы они произошли и до трехлетнего возраста, напр., в возрасте 2-х лет. В моем распоряжении имеется ряд воспоминаний, относящихся к этому возрасту, весьма живых, подтвержденных свидетелями этих событий; но эти воспоминания связаны, главным образом, с обстановкой получения болевых ощущений при случайных падениях, ушибах и т. под.

В возрасте 5, 6 и 7 л. способность запоминать и удерживать в памяти постепенно наростает, сначала довольно медленно, а потом быстрее, достигая наибольшего развития к 14—15 годам, затем, в периоде возмужалости память несколько страдает, повышаясь снова к 21 году (Pehlmann), по наблюдениям же Meumann'а она наростает до 25 л., оставаясь долго затем неизмененной, а впоследствии постепенно и незаметно падает *).

Из только-что сказанного видно, что память развивается и крепнет с возрастом, постепенно претерпевая в своем прогрессирующем развитии лишь небольшие колебания в периоде возмужалости. Эти выводы основаны на многочисленных экспериментальных исследованиях и с несомненностью указывают на несостоятельность распространенных в обществе представлений о значительной силе памяти дошкольного детского возраста по сравнению с памятью взрослых.

Нечаев, специально останавливающийся на этом вопросе, об'ясняет такое заблуждение следующими господствующими представлениями: 1) дети часто запоминают мелочи, которых не помнят взрослые; 2) запоминаемое в детстве помнится до старости; 3) дети усваивают иностранные языки легче, чем взрослые.

Разбирая приведенные основания, Нечаев обращает внимание, что дети и взрослые запоминают не при одинаковых условиях, особенно со стороны интереса и привлечения внимания различными частностями развертывающихся перед ними событий; удивляясь тому, что ребенок запомнил заинтересовавшую его мелочь, не думают обыкновенно о количестве впечатлений, забытых ребенком и сохранившихся в памяти взрослого. Далее, помнятся те впечатления детства, которые отличались особенной яркостью, особенно поразили ребенка; они часто возобновляются в памяти и таким образом освежаются, а иногда еще пополняются рассказами взрослых. Что же касается усвоения детьми иностранных языков, то надо помнить, что обычно дело не идет о серьезном изучении языка, а лишь о разговорном языке детского характера, к которому пред'являются совершенно иные условия, чем к языку взрослого, и который изучается совершенно иначе, чем изучают язык люди взрослые**). Таким образом, ходячее мнение является предрассудком, который в настоящее время исправлен экспериментом.

Достигнув наибольшей степени развития в возрасте 21—25 л., память сохраняется на этом уровне до 46—50 л., а иногда и несколько долее; только в этом возрасте она начинает постепенно убывать, особенно в смысле восприимчивости к новым впечатлениям. Способность воспроизведения в направлении быстроты воспроизведения развивается и падает в отношении с возрастом приблизительно параллельно памяти. В общем, воспроизведение у людей образованных совершается быстрее, чем у необразованных, у школьников быстрее, чем у детей того же возраста, но не учащихся.

Невозможность воспроизведения есть забвение. В старческом возрасте воспроизведение более или менее существенно замедляется; особенно страдает память ближайших событий, память недавнего прошлого, между тем как воспоминания зрелого и юного возраста удерживаются весьма прочно, что особенно поражает своим контрастом в случаях резкого ослабления памяти по отношению к ближайшим событиям. Это явление естественным образом об'ясняется тем, что организм, увядающий в инволюционном периоде своей жизни, и в частности центральная нервная система становится менее восприимчивой к новым впечатлениям, между тем как старые, прочно укрепившиеся, продолжают удерживаться. Вполне понятно отсюда, почему так часто старики, живущие впечатлениями прошлого, являются laudatores temporis acti.

Чаще воспроизводимые, чаще повторяемые впечатления удерживаются лучше, дольше; поэтому прежде всего страдает память на собственные имена; далее следует память названий конкретных предметов и лишь позднее страдает память отвлеченных; это об'ясняется тем, что подобно тому, как с собственными именами связывается представление о лицах, их носящих, так и с названием предмета связывается представление самого предмета; эти представления и удерживаются в памяти, раздваивающейся, расщепляющейся в этих случаях; отвлеченные же представления, требуя больше времени и упражнения для запоминания, помнятся, как таковые, не связываясь с конкретными предметами. Вслед за именами существительными следуют имена прилагательные, глаголы и, наконец, самые несложные слова —междометия, союзы; дольше всего удерживается память жестов**) в своем законе прогрессивного расстройства памяти, по которому прежде всего утрачивается память ближайших, текущих событий, далее — общих идей, чувствований и действий; упадок памяти движется от нового к старому, от сложного к простому.

Наблюдаются случаи замечательного развития памяти, при чем обыкновенно обращает внимание развитие памяти в одном каком-либо специальном направлении, между тем как в других направлениях память лишь незначительно превышает среднюю или даже бывает ниже средней.

Fесhnеr рассказывает об одном живописце, который мог писать портрет определенного лица наизусть после того, как он внимательно в течение часа рассматривал это лицо. Makart в деталях изображал цветок, взглянув на него почти мельком. Подобное же рассказывают о Horace Vernet и Gustave Doré, знаменитом иллюстраторе “Потерянного Рая” Milton'a. Есть шахматисты, которые ведут игру одновременно с большим числом желающих. Из истории известно, что Фемистокл знал имена около 20 000 афинских граждан. Митридат владел 22 языками. Кардинал Mezzofanti знал 66 языков, из которых 36-ью он владел в совершенстве, а с остальными был знаком более или менее***).

Об известном счетчике и математике Dase передают, что он мог, после краткого изучения, повторить 188 цифр сначала и в обратном порядке и мог назвать место любой из них в ряду. G. Rückle в течение 13 мин. запоминает 204 числа, разбивает их на группы и производит над ними различные действия.

Феноменальное явление представляют из себя пьемонтец Jacques Inaudi и грек Перикл Диаманди; оба они были исследованы Charcot ^211-212) Binet ^213-214), а позднее Meumann'ом****).

Inaudi был пастухом и лишь в возрасте 14 л. выучился грамоте; научившись считать, он в возрасте 7 л. устно, без всяких пособий помножал пятизначные числа; в 1880 г. в Париже его исследовали Broca, Charcot и Binet; он выступал публично, делая устные умножения с 24-х-значными множителями; вид цифр мешает Inaudi, цифры должны быть ему сообщены устно; в то время как он вычисляет, его импрессарио производит то же вычисление письменно, на доске; временами он прерывает вычисление и для развлечения публики вычисляет, напр., день недели, если кто-нибудь из присутствующих назовет ему год и число своего рождения, и т. под. Память Inaudi на цифры такова, что произведя вычисление с 300 цифрами, он тотчас может повторить его сначала и даже на следующий день. Если ему назвать цифры для непосредственного воспроизведения, он может запомнить их до 42, тогда как число воспроизводимых им букв не превышает 7, музыкальная память его ниже среднего уровня. Inaudi запоминает числа логически, в связи с задачей; если непосредственно он запоминает около 40 цифр, то в связной форме число их достигает 400. Binet считает Inaudi счетчиком чисто слухового типа, но это не совсем правильно: его вычисление сопровождается регистрируемыми речевыми движениями; если он вычислял с высунутым или придавленным между губами кончиком языка, что нарушало речевые движения, то время вычисления увеличивалось втрое. Поэтому Meumann относит Inaudi к счетчикам моторно-слухового типа.

Диаманди представляет явление резко отличное от Inaudi. Он происходит из образованной семьи, и сам получил образование. Inaudi требует только, чтобы задала была ему громко прочитана, и никогда на нее не смотрит, Диаманди же безусловно требует, чтобы задача была ему написана; тогда он быстро на нее взглядывает, закрывает глаза и представляет себе мысленно написанную задачу, вызывая зрительное ее представление; когда это достигнуто, Диаманди принимается за вычисление. Он также пользуется речевыми движениями и поэтому не является счетчиком чисто зрительного, а моторно-зрительного типа. Работа Диаманди идет гораздо медленнее, чем работа Inaudi: ряд из 25 цифр Диаманди запоминает через 3 мин., a Inaudi через 45 сек., но для повторения цифр представленного ряда сверху вниз или снизу вверх Inaudi тратил времени вдвое и втрое больше, чем Диаманди, так как последний просто считывал цифры внутренне созерцаемого им ряда; Диаманди легко запоминает цифры, вписанные в квадрат или в спираль, чего почти не может сделать Inaudi. Обоих этих счетчиков превзошел Rückle, представляющий из себя в отношении памяти тип смешанный.

Память, основывающаяся на впечатлениях с разных органов чувств, является наиболее совершенной, наиболее полной и наиболее выгодной.

Если с одной стороны память может достигать весьма совершенного развития, особенно одностороннего, как видно из приведенных примеров, то с другой стороны нередко приходится считаться и с некоторыми несовершенствами этого психического процесса. Во-первых, наблюдаются различные степени силы памяти: на ряду со средней, нормальной памятью приходится встречаться с колебаниями ее в сторону совершенства и в сторону отрицательную, хотя еще в пределах нормы. Во-вторых, приходится наблюдать некоторые несовершенства процесса воспроизведения, которые можно назвать обманами, ошибками, иллюзиями памяти; у людей больных, в случаях патологических, эти обманы памяти выражаются в весьма своеобразных формах, и о них речь будет впоследствии; здесь же говорится об ошибках памяти, наблюдаемых у людей нормальных, об ошибках, свойственных всем людям в большей или меньшей степени.

Выше уже было указано, что в большинстве случаев репродукции отличаются лишь приблизительным тождеством; чем чаще известные представления воспроизводятся, тем эти воспроизведения могут быть точнее; тождественность же устанавливается по совпадению наиболее характерных или, вернее, запечатлевшихся признаков. То же самое относится и к процессу узнавания или признания предмета знакомым, т. е., отождествления его с выплывшим о нем представлением, приобретенным уже раньше; вид действительного предмета может не совпадать в деталях с представлением, но если его умственный образ совпадает с действительностью в главных чертах, то предмет принимается, как знакомый; только детальное знакомство с предметом создает точное о нем представление, и нередко мысль о точном соответствии воспроизводимого образа с предметом реальной действительности является в значительной степени иллюзией; верность этого положения доказывается тем, что если приходится устанавливать тождество не одного предмета с представлением о нем, а узнать один из двух или большего числа очень сходных между собою предметов, то это нередко бывает связано с непреодолимыми затруднениями.

Весьма иллюзорным является воспроизведение различных периодов времени; одни периоды времени представляются в воспоминании более продолжительными, другие — более короткими, несмотря на то, что в действительности они были одинаковой продолжительности. Более продолжительными кажутся те периоды времени, которые связаны с количеством событий, послуживших источником многочисленных впечатлений и переживаний; те же промежутки времени, которые бедны впечатлениями, являются в воспоминании краткими; это об'ясняется тем, что в первом случае период времени воспроизводится, как ряд воспроизведений, связанных с переменами сознания, во втором же случае период времени воспроизводится суммарно, как одно целое. В действительном переживании наблюдается обратное явление — периоды времени, богатые впечатлениями, кажутся протекающими быстрее, чем периоды времени, бедные впечатлениями. В справедливости сказанного может легко убедиться каждый, сравнив в воспоминании продолжительность нескольких периодов своей жизни, длинных или коротких (годов, дней); каждый может также проверить, как быстро протекают дни, недели и месяцы, заполненные многочисленными воспоминаниями, и как медленно тянутся даже минуты, напр. ожидания?

Специальные исследования (Stern, Нечаев) показывают, что воспроизведение сложных об'ектов, напр., содержания показанных картинок, происходит с известными дефектами, как со стороны полноты, так и со стороны правильности воспроизведения; воспроизводятся даже такие предметы, которых на картинке не было, а иногда в то же время остаются незамеченными некоторые несообразности, намеренно изображенные на картинке. Степень дефектов воспроизведения связана с направлением внимания наблюдателя, с особенностями его памяти. Лица, воспроизводящие воспринятые ими впечатления, сначала передают то, что более всего привлекло их внимание; больше неправильных ответов получается тогда, когда они начинают давать ответы на вопросы, касающиеся деталей содержания показанных им картинок; при этом содержание картинок нередко искажается весьма существенным образом: предметы, изображенные на картинках, оказываются не на своих местах, изменяют свой цвет, одних предметов не оказывается вовсе, зато появляются такие, которых на картинке не было совсем.

Аналогичные несовершенства памяти обнаруживаются, конечно, не только при лабораторных опытах, но сплошь и рядом встречаются в действительной жизни. Особенное значение имеют рассматриваемые ошибки, когда дело идет о свидетельских показаниях, часто имеющих важное и решающее значение для участи подсудимого. Мне лично известен случай, когда врач, давая на суде показания о болезни одного из своих многочисленных пациентов, находившегося тут же, самым искренним и убежденным тоном рассказал то, что относилось к совершенно другому пациенту. Экспертиза тотчас же обнаружила эту совершенно понятную и неумышленную ошибку. С такими бессознательно-неправильными и ненамеренно-неверными и ошибочными показаниями приходится считаться каждому, судье. Gross ²¹⁵) в своей криминальной психологии и Hoche²¹⁶) в судебной психиатрии уделяют особое внимание рассмотрению психологии таких ошибочных свидетельских показаний и указывают некоторые приемы, уменьшающие, а иногда и исключающие ошибки; к числу таких приемов относится, напр., допрос свидетелей на месте преступления и. нек. др.

Есть еще вид ошибок или, точнее, обманов памяти, выражающийся в т. наз. двойных, или двойственных воспоминаниях; но этого рода обманы памяти принадлежат к области патологии памяти, и потому о них будет сказано впоследствии.

Обратимся к рассмотрению биологической основы памяти. Что происходит в центральной нервной системе при этом сложном психическом процессе, с какими изменениями он связан?

На этот вопрос до настоящего времени нельзя ответить с желательной категоричностью, а можно лишь предлагать более или менее обоснованные гипотезы; при этом следует признать, что новейшие ученые в этом направлении по существу дела ушли очень недалеко от ученых прошлого, правда, не столь давнего, которые принимали, что память есть “свойство организованной материи” (Hering, Hensen). Ribot*) обращает внимание, что центральная нервная система содержит около 1200 миллионов нервных клеток и от 4—5 миллиардов нервных волокон, что составляет прекрасную систему деятельных элементов, в которой беспрерывно происходят процессы освобождения живых сил и разряды. В этих элементах под влиянием процессов восприятия и других возбуждений устанавливаются известные динамические сочетания, являющиеся своего рода отпечатками, расположениями, лежащими в основе процессов памяти; в самых клетках при этом происходят различные неизвестные по существу изменения или модификации.

Трудно представить себе возможные пределы памяти, принимая во внимание грандиозное количество нервных клеток, в которых возможны изменения, и особенно количество возможных динамических сочетаний между нервными элементами. В чем заключаются рассматриваемые состояния нервных элементов — совершенно неизвестно, так как микроскопические исследования не дают достаточных указаний в этом направлении, но Ribot полагает, что сохранение состояний нервных элементов, устойчивость этих сочетаний, обусловливается питанием этих элементов, обеспечивающим “нормальную конституцию” мозга, от которой зависит удовлетворительная работа памяти; процессы воспроизведения Ribot связывает с явлениями кровообращения.

Приблизительно то же о возникающих расположениях элементов нервной системы, невронов, говорят и позднейшие авторы, как, напр., Offner**), представляя это расположение скрытым, латентным до тех пор, пока связанный с ним психический (процесс не поднялся выше порога сознания. Воспроизведение связано теснейшим образом с оживлением указанных расположений, повторные впечатления вызывают повторное оживление расположений, связанное с узнаванием.

Дальнейшее распространение учения о расположении нервных элементов принадлежит Semon'у. Процессы памяти Semon ^217-218) вообще называет мнэмическими процессами, а органическую память характеризует греческим термином mneme. Процессы, происходящие в невронах, оставляют в них следы предрасположения к повторному, более легкому возникновению; эти предрасположения должны выражаться в субстанциальных, молекулярных изменениях нервных элементов, которые Semon называет энграфическими изменениями или энграммами. Эти энграфические изменения или комплексы энграмм лежат в основе сохранения впечатлений, запоминания. Если комплекс возбуждений, вызвавший уже однажды развитие комплекса энграмм, повторяется целиком или частично, то энграммы снова приходят в активное состояние, в чем и заключается экфорический процесс или экфория, лежащая в основе воспроизведения.

Вот к чему сводятся современные представления о биологической основе процессов памяти. К этому можно прибавить, что старые представления о том, что каждому отдельному запечатлению соответствует развитие следа в определенной нервной клетке, оставляются уже Ribot, который, как и последующие авторы, говорит о комплексных изменениях. Такие представления более соответствуют существу дела, так как периферические раздражения передаются соответствующим центрам комплексами невронов периферических комплексам невронов центральных, а не отдельным невронам. Такой взгляд находится в полном соответствии и с воззрениями современных неврологов, которые, как, напр., v. Monakow*), говорят о передаче раздражений комплексами невронов (Neurocomplex), а не отдельными нервными элементами.

По поводу значения кровообращения для процессов воспроизведения, особенно выдвигаемого Ribot, необходимо отметить, что при этом следует иметь в виду и роль продуктов внутренней секреции, разносимых по организму вместе с кровью; но роль этих продуктов далеко еще не освещена в сколько-нибудь достаточной степени.